Мало избранных - Алексей Иванов (2018)

Встреча с Машей Ремезовой вселила в Касыма надежду обойтись вообще без трат. Таким хитрым поворотом дела Касым потешил бы и своё самолюбие: если Гагарин даст денег на выкуп Демарина, то оплатит свою погибель. В Бухаре ловкость тобольского тожира уподобят ловкости Ходжи Насреддина, и это честь. Но увы: никто из Ремезовых в лавке Касыма больше не появился. Касым выждал некоторое время и решил всё узнать сам.

Семёна Ульяныча он нашёл на строительстве кремля. Работники таскали доски и кирпичи, выкладывали стену, подбивая ряды, что-то сколачивали, обтёсывали, пилили, а Ремезов, потрясая зажатой в кулаке палкой, орал на мужиков, месивших в чане строительный раствор:

– Живее лопатами двигайте, курицы снулые! Золу раструсить надо! Ты чего песок в известь комом валишь, иуда? У тебя баба в щи тоже цельный кочан кидает или нашинкует его сперва?

– Салам, Семён-эфенди, – сказал Касым.

Семён Ульяныч оглянулся, опуская палку.

– А-а, это ты, – пробурчал он. – Чего хотел?

Ремезов всегда был крикливым и сварливым, но за шумным буйством у него прятались лукавство, тайное добродушие, понимание несовершенства людей и мира. А сейчас Касым почувствовал, что в старике остались одни только острые углы, одна только злая нетерпимость.

– Хотел спросить тебя, Семён-ата, будешь ли ты помогать мне с выкупом вашего офицера Вани Демарина. Мне к губернатору хода нет.

– Пусть этот фицер сдохнет у степняков! – отрезал Семён Ульяныч. – И пальцем не шевельну! А выручишь его – сам щенка утоплю!

– А как же твоя Мариам? – осторожно напомнил Касым.

– Обоих в мешок – и в Иртыш!

– За что такая немилость?

В глазах Ремезова блеснули слёзы.

– Убирайся отсюда, Касым! – крикнул он. – Не трави душу!

Что ж, Касым мог обойтись и без денег губернатора, хотя очень жалко. Но трудность открылась в ином обстоятельстве. Никто из бухарцев или татар не знал, где в Тургайских степях находится ханака Чимбая – Таш-тирма. И никто из тоболяков тоже не знал. Её место было известно лишь Леонтию Ремезову, который в прошлом году ездил на Трёхглавый мар бугровать. Правда, золото ему не далось. Леонтий рассказывал, что его ограбил зайсанг Онхудай. Однако Леонтий ведь не забыл дорогу к ханаке.

В эту осень Леонтий с сыновьями нанялся на купеческое плотбище собирать дощаники. Лёшке было тринадцать лет, а Леньке – одиннадцать: мальчишки уже годились для работы. Леонтий возглавлял артель.

Остов дощаника, сбитый из толстых брусьев, лежал на брёвнах-катках, закреплённых клиньями. Артель обшивала судовые рёбра бортовинами – длинными и широкими досками. Тяжелые бортовины поднимали снастями на «журавлях», придвигали к нужному месту и приколачивали железными костылями. Лошади тащили бренчащие ворохи разномерных досок с пильной мельницы на речке Абрамовке. Стучали топоры, скрипели верёвочные снасти, покрикивали коноводы, звенела и дымила кузня, где ковали скобяной уклад. Плотбище было загромождено кипами лыка на конопатку, кучами щепы, коры, лишней обрези и дров; чернели большие котлы, в которых будут топить смолу или дёготь, когда придёт время обмазывать судно. На чурбаках и на колодах сидели, как птицы, детишки и бабы: они принесли работникам обед. Ходжа Касым заметил Машу и, улыбнувшись, поклонился.

– Отбой, артель! – устало скомандовал Леонтий. – Полудничать!

Касым направился к Леонтию.

– Здоровья тебе, Леонтий, и сыновьям твоим, и тебе, Мариам.

Маша расставляла на тряпице горшки, Лёшка ломал хлеб.

– Как торговля, Касым? – спросил Леонтий, с кряхтеньем усаживаясь.

– Хвала Всевышнему, я в достатке, – Касым тоже уселся на полено.

– Наверняка тебе чего-то надо от меня, – усмехнулся Леонтий.

– Надо, – кивнул Касым. – Помнишь ли ты путь на Таш-тирму?

– Ещё бы, – Леонтий принял от Маши плошку с горячей кашей. – Мне там степняки чуть голову не снесли.

– Будь моим проводником на Таш-тирму. Я щедро заплачу.