Мало избранных - Алексей Иванов (2018)

Дощаник разом превратился в маленькую крепость, ощетинившуюся ружейными стволами, жаль только, что ружей было всего шесть. Казаки прятались за бортами, изредка выглядывая поверх досок. Владыка отказался сесть и стоял у мачты во весь рост. И Пантила тоже стоял рядом, сжимая нож. Нож, конечно, не помог бы, и Пантила готов был защитить владыку от стрел своей грудью. Новицкий оттащил связанную Айкони к мешкам с припасами. Айкони упрямо извивалась, пытаясь освободиться.

– Разрежь верёвку, – тихо попросила она.

Взгляд её прожигал дыру в душе Новицкого.

– Ни, – глухо ответил Григорий Ильич.

– По лодкам бейте, не по людям! – громко сказал Филофей казакам.

– Здесь наша работа, отче, – упрямо ответил десятник Кирьян. – Не учи.

Над рекой словно тоненько взвыли бесенята – это с обласов полетели вогульские стрелы. Они впивались в борта с тупым и сочным звуком удара или перемахивали через дощаник и, бурля, уходили в воду. Вогулы кричали что-то угрожающее. Узкие, как перья, обласы скользили мимо коренастого дощаника, словно вёрткие рыбины мимо грузного валуна, и стрелы молотили по доскам. Владыка стоял во весь рост, и Пантила не выдержал: повис на владыке и повалил его на подмёт; тотчас две стрелы вонзились в мачту. Отец Варнава крестился и бормотал молитву. Обласы разворачивались. Дощаник, утыканный стрелами, молчал. Емельян и Лёшка, которым не хватило ружей, лежали за бортами с саблями наголо. Емельян оскалился в хищной улыбке.

Митька Ерастов быстро приподнялся и нырнул обратно за укрытие.

– Кирьян Палыч, лодки в десяти саженях, – хрипло сообщил он.

– Ну, значит, напросились, – вздохнул Кирьян. – Пали по одному, робя.

Митька снова приподнялся и выстрелил. Потом бабахнул Яшка, потом – Кондрат Иваныч, потом Андрюха Клещ и Кузька. Кирьян Палыч выждал, выставился над бортом и выстрелил последним. Вогулы вопили на реке, но их обласы сновали, как и прежде, и никаких потерь у вогулов не было.

– Вы что, дрянь косорукая, палить разучились? – гневно прошипел Кирьян Палыч.

– Ты и сам-то промазал, – буркнул Кузька Кузнецов.

Он уже перезарядил ружьё, вскочил и выстрелил стоя. И тотчас выронил ружьё за борт и повалился на спину, дёргая руками и ногами: в глазнице у него торчала стрела. Казаки ошеломлённо глядели на убитого Кузьку.

И потом дощаник грянул пятикратным залпом. Обласы вогулов метнулись прочь, один опрокинулся, а с другого с криком кувыркнулся в воду раненый Себеда. Эхо запрыгало от берега к берегу.

– Назад! – заорал своим воинам Нахрач. – Возьмём их на копья!

Обласы легко развернулись к дощанику и ринулись на приступ. Стрелы снова застучали в борта, но многие вогулы уже держали наперевес короткие медвежьи копья с широкими зазубренными листами наконечников. Обласы приближались к дощанику, сужая кольцо, а в дощанике казаки лихорадочно перезаряжали ружья, однако было понятно: вогулы запрыгнут на судёнышко раньше, чем казаки успеют огрызнуться огнём. Емельян и Лёшка Пятипалов вскочили на ноги, подняв сабли. Пантила тоже вскочил, стискивая нож, и Григорий Ильич поднялся рядом с Пантилой. У него не было оружия, и он, потянувшись, выдернул кованый шкворень от сопцового руля. Дощаник, посреди реки окружённый вогулами, готовился принять последний бой.

– Налетай, нежить! – кривя рот, осатанело зарычал Емельян.

Глава 11

Воля всевышнего

Никто не понял, как они появились. Ещё мгновение назад излучина Конды оставалась пустой, её изгиб сверкал на солнце, и вдруг от лесистого мыса к дощанику по блещущей воде уже неслись две большие насады – каждая на три пары распашных вёсел. Гребцы низко нагибались и потом в рывках откидывались на спины, а над гребцами стояли стрелки с ружьями. Едва насады приблизились на расстояние выстрела, ружья загрохотали.