Обманутый и оскорбленный - Александр Ярославцев (2021)

– Ничего не имею против этого, но где гарантия того, что, проявляя заботу о христианских подданных султана, император Николай в какой-то момент не решится прибегнуть к военной силе ради их защиты? Если восстанет греческая райя, ограничится ли ваш государь одними протестами или ударит кулаком по столу, как это он сделал сейчас? – Теперь в голосе императора был слышен не учитель, а следователь, пытающийся добиться правды от подследственного.

– Тридцать лет назад, во время восстания греков, царь Александр ограничился только одними дипломатическими протестами, но это не спасло греков от турецкой резни. Вспомните, сколько тысяч мирных человек было вырезано только за то, что они носили на груди крестик!

– Исторические аналогии весьма интересны, но сейчас они меня мало волнуют, ибо, отказываясь дать положительный ответ по четвертому вопросу, вы тем самым ставите под сомнение искренность ответов на все остальные! – радостно воскликнул Франц-Иосиф, находя двуличие в ответах Орлова.

– Если бы я был посланцем какого-либо европейского государства, то со всей искренностью заверил бы вас, что мой государь ограничится в отношении турецких христиан только дипломатическим заступничеством. Что русское войско будет стоять с ружьем у ноги в тот момент, когда турки будут убивать и притеснять наших единоверцев. Однако я подданный русского императора, для которого жизнь любого православного христианина важнее каких-либо выгод и благ, который видит смысл своего земного существования в защите всех тех, кого угнетают и притесняют в землях Османской Порты. Поэтому я не могу дать твердых заверений, что ради спасения христианских душ мой государь согласится на роль простого наблюдателя и откажет страждущим людям в благодеянии.

После этих слов графа на лице австрийца разлилась восковая бледность. Скулы его закостенели, губы сжались в тонкую ниточку, а взор заблестел гневным огнем. Напоминание о благодеянии попало точно в глаз, и императору стоило больших трудов внешне оставаться спокойным.

– Браво, браво, прекрасная речь! – с плохо скрываемой издевкой произнес австриец, нарочито вальяжно похлопав в ладоши. – Ваш император наверняка может гордиться таким пылким патриотом, как вы, господин граф, однако я так и не получил точных и ясных ответов на заданные вопросы.

Франц-Иосиф внимательно посмотрел на Орлова, как бы давая ему последний шанс на исправление допущенных ошибок, но слов покаяния не последовало.

– Боюсь, что без согласия государя я не смогу добавить больше, чем я уже сказал.

– Вот это честно и правдиво! – Австриец скрестил руки и завел вверх глаза, как бы собираясь с мыслями, но Орлов хорошо понимал, что это только театральная поза, призванная создать нужный образ.

– Вы были откровенным со мной, господин граф, и я хочу отплатить вам той же монетой. Ни вам, ни мне войны между нашими странами не нужны, однако тот факт, что я не смог получить ответы на интересующие меня вопросы, вынуждает меня защищать интересы моего государства всеми доступными мне средствами.

Фраза, произнесенная австрийским императором, оставляла пространство для маневра путем уступок, но Орлов не стал цепляться за соломинку. Для него конец союза трех императоров был очевиден еще в Петербурге, и в Вену он поехал без всякой надежды на успех, ради того, чтобы иметь чистую совесть перед императором. Поэтому Алексей Федорович не стал больше утруждать Франца-Иосифа присутствием своей персоны в его апартаментах и поспешил откланяться. Следуя «доброй» дипломатической традиции, на прощание граф пожелал крепкого здоровья австрийскому императору и долгих лет процветания его империи.