Длинные версты - Владислав Конюшевский (2021)

Правда, и у меня образовались большие проблемы с горючим и снарядами для орудий. То есть мы уже не могли лихо перехватить вражин в полусотне километров, а потом уйти в степь, путая следы. Да и люди устали от постоянного напряжения. Правда, со вчерашнего дня лишь разведчики шустрят. Остальные приходят в себя, очухиваясь от постоянных боевых рейдов.

И именно разведчики принесли весть о том, что в Маловодном[43] были взяты заложники.

А на площади зачитан указ Сикевича: если красные банды продолжат подло бесчинствовать, препятствуя продвижению войск и убивая доблестных украинских воинов, то пособники этих самых банд, находящиеся в городе, будут уничтожены. В пособники бывший полковник записал тех, на кого указала левая нога (ими оказались в основном подсобные рабочие из бедноты). В данном случае схватили пятнадцать человек. И сегодня с утра двое из них были повешены.

Молча выслушав эту новость, я сильно задумался. Мля! Ведь собирался, дав людям передохнуть, завтра уже уходить на соединение к своим, так как ресурсов почти не осталось. Но вот теперь… И дело даже не в городских «пособниках», которых у меня сроду не было. Нам вполне хватало обычного опроса обывателей для прояснения обстановки. Нет, дело в создании возможного прецедента. Ведь после этого каждая сволочь может захотеть решить свои проблемы подобным способом.

А в Маловодном сейчас стоит штаб группы, большая часть бронедивизиона и третий запорожский полк. То есть сил – до хрена. Я и в лучшие времена их бы атаковать не стал. Тем более сейчас… Снарядов к орудиям осталось буквально по нескольку штук на ствол. А если только со стрелковкой на них переть, это нарываться на большие потери. Там от батальона ничего не останется. Но мерзость ситуации в том, что оставлять такую заявку без ответа никак нельзя.

Краскомы, слушающие вместе со мной доклад разведки, подавленно молчали. Первым подал голос комиссар, который сначала молча курил, глядя, как я чешу репу, а потом не выдержал:

– Что делать-то станем?

Отобрав у него самокрутку, откусил и, сплюнув бумажный кончик, затянулся. Чуть не сдох (и где он столь ядреный горлодер берет?), а, прокашлявшись, ответил:

– Батальон туда не погоню. Сам пойду.

Лапин от такой заявки остолбенел, командиры возроптали, и в этот момент Кузьма взвился:

– Как это «сам»?! Совсем с ума сошел? Не смей!

Ковыряя в ухе, я мрачно спросил:

– Чего орешь? «Сам» это не значит, что в одиночку их штурмовать пойду. Возьму с собой десяток парней.

Но угомонить Кузьму было непросто:

– Десяток? Против полка и бронедивизиона? – после чего, обращаясь к гомонящим командирам, добавил: – Чур точно с глузду съехал!

Тут вообще поднялся вселенский хай. Даже одноногий Холмогоров (показавший себя за время боев великолепным спецом), подпрыгивая на протезе, орал об идиотизме. Остальные так вообще в выражениях не стеснялись. В запале кто-то из горячих хлопцев (ну, Семен, я тебе это припомню) даже предложил меня связать, чтобы дурью не маялся.

Послушав их какое-то время, рявкнул:

– Тихо!

И дождавшись окончания воплей, пояснил свое видение ситуации. Ну насчет того, что уходить нам теперь никак нельзя. Народ задумался, и через какое-то время посыпались предложения. В основном все сводилось к тому, что дерзкие конники Буденного выманят врага из города, а батальон, плюнув на экономию, вступит с ними в бой. При этом часть кавалерии и одна рота, обойдя Маловодное с другой стороны, прорываются к городской тюрьме, где освобождает взятых в заложники горемык. После чего все быстренько отступают.

На это я лишь вздохнул: