Стальная империя - Сергей Васильев (2021)

(*) All hell broken loose — (сленг) Всё выходит из под контроля, ад вырывается наружу.

(**) Китченер погиб на английском крейсере, торпедированном немецкой подлодкой.

19 января 1902 года. Северное море.

Возможно, на свете есть менее приятные места, чем январское Северное море, помеченное на русских картах, как Немецкое. Но это обычно либо крайний Север, либо крайний Юг. Может быть, ещё Бискай. А чтобы рядом с тёплой Европой, между Германией и Шотландией, и такое недружелюбное — оно единственное в своём роде. Сколько ласковых, поэтических эпитетов художники слова посвятили морской воде! Нежно-лазурная, малахитовая, изумрудно-бирюзовая, сине-зелёная и прочая-прочая-прочая… Январскому Северному морю не подходит ни один из них. Вода за бортом корабля напоминает ту, что остаётся в тазике после стирки изрядно грязной, да к тому же, линяющей одежды, а рваные верхушки волн сродни остаткам мыла на поверхности. Но моряки — особый народ. Они любят море любое. Поэтому вопреки глазам своим, придумали другие определения — стальное, серое, строгое, сердитое, но всё равно желанное и родное.

- Прошли, Степан Осипович, — обернулся к бородатому адмиралу значительно менее бородатый капитан первого ранга. — Пронесла Царица небесная.

Он оглядел идущую справа колонну крейсеров. Первым по короткой злой волне легко катился мореходный "Громобой”, за ним не так уверенно ковыляли “Диана”, “Паллада”, “Аврора”, “Богатырь” и “Витязь”(*). Капитан перешел на левое крыло мостика, окинул взглядом эсминцы и минные крейсера, конвоирующие длиннющую сигару танкера “Эммануил Нобель”. “Новик” с ведомыми “Бдительным”, “Бесстрашным”, “Беспощадным” откровенно зарывался в холодную волну своим низким полубаком. Не лучше чувствовала себя приобретенная у немцев “Медуза”. За ней, как цыплята за курицей-наседкой, все в брызгах и пене поспешали эскадренные миноносцы “Бесшумный”, “Внимательный”, “Выносливый”. По паспорту — все “повышенной мореходности”, а в действительности… Страшно даже представить, что творилось сейчас на этих крохотных корабликах водоизмещением всего 400 тонн. По палубе непрерывно перекатывались холодные морские волны, грозя подобраться к низенькой рубке и ничем не защищенному мостику. Рука капитана дернулась, словно он собирался перекреститься, но опустилась вниз.

- Полагаете, англичане перехватили бы нас прямо в датских водах? — делано удивился адмирал.

- Да, и, возможно, чужими руками. Я бы не удивился. Узкоглазые сейчас у англичан принимают миноносец “Касуми”. Кроме него англичане могут своим союзникам подкинуть еще какой-нибудь. По одному японскому офицеру из состава дипмиссии Микадо в Лондоне — на мостик, флаги японские поднять — и вперед. Датчане — нация травоядная, пальчиком погрозят, да и успокоятся. И Мария Федоровна ничего не сделает. Пару Уайтхедов нам под мидель и либо ждать-чиниться, либо наша эскадра станет еще меньше. А у меня среднего калибра после модернизации — кот наплакал, не отбиться: три шестидюймовки да четыре противоминных Канэ на борт, не то что у немца нашего.

Он обернулся назад, разглядывая идущего третьим, под вымпелом младшего флагмана, «Боброка», ощетинившегося разнокалиберными стволами, и тяжело вздохнул.

- Там, куда мы идем, поймать нас миноносцам — еще постараться надо. Да и мало у япошек миноносцев. Меньше трех десятков. Свои они только начинают строить, поэтому Ваши, Василий Арсеньевич, линейные крейсера «там» будут королями моря.

- «Дотуда» еще дойти надо. А если немцы нас все-таки сдадут? Где базироваться будем? Хотя что я… Вы ведь не скажете мне, Степан Осипович?

- Не скажу… Пока… А скажу я Вам, Василий Арсеньевич, что через час мы повернем не к зюйду, а к норду.

- То есть… Штурманец!

Сидевший за столиком лейтенант подскочил и мелкой рысью рванул к командиру и адмиралу.