Чужак - Стивен Кинг (2018)

– По-моему, это хорошая мысль. Иначе ты скоро чокнешься от безделья. Знаешь, я перечитала тот рассказ По. Рассказчик, Вильям Вильсон, говорит, что верховодил в школе. А потом появился еще один мальчик, с точно таким же именем.

Ральф поднес ее руку к губам и рассеянно поцеловал.

– Ну, ничего странного в этом нет. Может быть, Вильям Вильсон – не такое распространенное имя, как Джо Смит, но это все-таки не Збигнев Бжезинский.

– Да, но потом выясняется, что они родились в один день. И одеваются одинаково. И что хуже всего, они очень похожи внешне. Люди их путают. Тебе это что-нибудь напоминает?

– Да.

– Так вот, уже после школы первый Вильям Вильсон постоянно встречает второго, и эти встречи всегда плохо заканчиваются для первого, который пошел по кривой дорожке и винит в этом второго. Ты меня слушаешь?

– Слушаю. И неплохо справляюсь, если учесть, что сейчас четверть четвертого утра.

– Так вот, в самом конце первый Вильям Вильсон убивает второго. Закалывает рапирой. А потом видит в зеркале, что заколол себя самого.

– Потому что, как я понимаю, никакого второго Вильсона не было вовсе.

– Он был. Его многие видели. Но в самом конце у первого Вильяма Вильсона случилась галлюцинация, и он покончил с собой. Потому что больше не мог выносить эту двойственность, как мне кажется.

Она ждала, что Ральф фыркнет и рассмеется, но он серьезно кивнул.

– Да, все логично. На самом деле отличная психологическая зарисовка. Особенно для… Когда это было написано? В середине девятнадцатого века?

– Да, где-то так. В колледже у нас был спецкурс по американской готике, и мы читали много рассказов По, включая и «Вильяма Вильсона». Наш преподаватель говорил, что многие ошибочно думают, будто По сочинял фантастические истории о сверхъестественном, хотя на самом деле он писал реалистические рассказы о психических расстройствах.

– Но тогда еще не было ни дактилоскопии, ни ДНК-экспертизы, – сказал Ральф, улыбнувшись. – Пойдем спать. Наверное, теперь я сумею заснуть.

Но Дженни его удержала:

– Подожди, муж мой. Сперва я задам тебе один вопрос. Может быть, потому, что сейчас глубокая ночь и мы здесь вдвоем. И никто не услышит, если ты надо мной посмеешься. Но лучше не смейся, потому что мне будет грустно.

– Я не буду смеяться.

– Может быть, будешь.

– Не буду.

– Ты пересказал мне историю Билла о следах, которые вдруг оборвались посреди пустыни, и свою историю о канталупе с червями внутри, которых там не должно было быть. Но вы оба говорили метафорами. Точно так же, как «Вильям Вильсон» – это метафора раздвоенной личности… ну, или так думал наш преподаватель. Но если отбросить метафору, что остается?

– Я не знаю.

– Необъяснимое, – сказала она. – И мой вопрос очень прост. Что, если ответ на загадку двух Терри лежит в области сверхъестественного?

Ральф не стал смеяться. Ему не хотелось смеяться. В столь поздний час смеяться не хочется в принципе. Или в столь ранний час. Всему свое время.

– Я не верю в сверхъестественное. Ни в привидений, ни в ангелов, ни в божественную природу Иисуса Христа. Я хожу в церковь, но лишь потому, что там спокойно и иногда получается добиться внутренней тишины и прислушаться к себе. И еще потому, что так принято. Я всегда думал, что ты сама ходишь в церковь по тем же причинам. Или из-за Дерека.