Завтра может не быть - Анна и Сергей Литвиновы (2021)

Он сразу почувствовал, как изменилось к нему отношение. После вчерашнего скромного студентика он, ни на год не повзрослев, враз стал заметным, значительным, уважаемым. С войны еще сохранилось почтение советского народонаселения к форме. К любой, а милицейской в особенности. Ведь как считалось тогда, милиция берегла, помогала, выручала. Много их бродило, по тогдашним кинофильмам и книгам, доблестных постовых, которые и заблудившегося ребенка мамаше вернут, и старушку через дорогу переведут, и нужный адрес провинциалу подскажут.

В переполненном вагоне – Подмосковье с утра ехало на работу/на службу в столицу – ему чуть не место хотели уступать. Со стороны девушек и молодых женщин явно градус интереса к Кордубцеву повысился по сравнению с обычным студентом.

Вот так, купаясь в лучах незаслуженной народной любви, ряженый дошел до отделения милиции. Оно с площадью трех вокзалов рядом находилось, на задах Казанского, по номеру шестьдесят девятое, а по адресу: Новорязанская улица, дом четыре. Вот здесь, на крыльце, по-настоящему страшно стало: вдруг он чем-то себя выдаст? Не так скажет-посмотрит-повернется?

Чтобы преодолеть робость, подошел к парочке мильтонов, что возле урны раскуривали папироски. По званиям один ему ровня – сержант, а второй и вовсе рядовой. В неформальном стиле небрежно козырнул, проговорил: «Здравия желаю!» Представился довольно неразборчиво: «Валентин Вахрушев» (у убитого, судя по ксиве, фамилия была Бахрушин). Добавил: «Прикомандирован к вам от Мытищинского райотдела». Никто особо не заинтересовался, не стал расспрашивать. Ну, прикомандирован – значит, прикомандирован. И Кордубцев как-то сразу успокоился. Переспросил:

– А развод у вас когда? В девять?

– Да. Сам товарищ майор проводит. Не дай бог тебе опоздать, – и оба захихикали.

– А пароль для ЦАБа[33] сегодня у вас какой? Не знаю, наш, подмосковный, будет действовать?

– Пароль – «пируэт».

– Благодарю.

После этого короткого диалога, никем не заподозренный и потому совершенно успокоенный, Кордубцев вошел в отделение.

Никаких обезьянников в стиле последних лет или пластиковых загородок с решетками там не было. В духе открытости и близости – народу полагалась дубовая стойка в половину человеческого роста. За ней хозяйничал старший лейтенант, видимо, дежурный по отделению. Крутился еще молодой сержант. К нему Кордубцев и обратился:

– Разреши позвонить?

– Зачем тебе? – нахмурился милиционерик.

– Алиментщика злостного устанавливаю, в ЦАБе адрес по прописке узнать.

– Давай звони.

Кордубцев зашел за стойку, набрал номер адресного бюро – номер этот тут же, для забывчивых, на рукописном плакатике значился.

– Алло? Абонирует «пируэт». Нужен адрес по прописке Семуговой Варвары.

И через минуту девочка из ЦАБа откликнулась:

– Ленинский проспект, тридцать семь «а», квартира ***.

– Спасибо.

Дежурный сержантик саданул пришлеца локтем под ребра:

– Говорил, алиментщика вычисляешь, а сам Варвару какую-то разыскиваешь. Злоупотребляешь положением, а?

– Прости, дружище. Запала девчонка в голову – жить без нее не могу.

– Познакомь!

– Ага, сейчас. Жену отдай дяде, а сам иди к Наде.

Сержант расхохотался.

Подошло время развода. Личный состав отделения стекался в зал для собраний. Кордубцев забился в самый дальний угол, раскрыл, как и все, кожаный планшет. Никто ни им, ни его личностью или документами не интересовался.

Наконец явился поджарый седовласый майор – явно фронтовик, с кучей орденских планок. Все встали «смирно», начальник усадил служивых жестом и стал докладывать обстановку. Кордубцев делал вид, что внимает, записывает. О вчерашнем убийстве сотрудника подмосковной милиции ничего не сообщалось – значит, труп еще не нашли.

А в конце, скороговоркой, очень бегло, вдруг прозвучало то, ради чего все затевалось, – и убийство, и маскарад с переодеванием, и визит в ментуру: