Завтра может не быть - Анна и Сергей Литвиновы (2021)

Ковер постарался развернуть в ее отсутствие, советский фаустпатрон задвинул под кровать. Как он объяснит ей явление РПГ, когда она спросит? Да очень просто: прихватил, демобилизуясь, чтоб рыбу глушить. А в чемодан, где сумка с гранатами и два пистолета, она не полезет – женщина интеллигентная.

Теперь начиналась следующая фаза операции: внедрение в Большой театр.

Не дожидаясь милости от Ольги Егоровны – пропишет она его, хотя бы временно, или нет, Петренко начал действовать самостоятельно.

Он взял себе за правило прогуливаться в районе служебных подъездов Большого. Обычно по утрам. Театр даром что большим называется: в нем ведь несколько тысяч человек работает. И далеко не только солисты и кордебалет. Там ведь и гримеры, и декораторы, и реквизиторы, и пошивочные мастерские, и столярный цех. Впрочем, гримеры и швеи Петренко ни к чему – в Большой внедряться надо не через женщин и амуры, а вербуя мужчин. Тех, кто попроще – такелажников, разнорабочих. Вот они – его контингент.

После каждого спектакля надо декорации демонтировать, разобрать, на склад перенести. Затем новые поставить. Наверняка работа на всю ночь затягивается. До первого метро как минимум, а то и позже.

Он приходил сюда пешком, из съемной квартиры на Чернышевского или прямиком от Оли из Соймоновского переулка. И вот однажды углядел пару мужиков – простецких, мускулистых, в ковбойках и кепках, – выходивших из служебного подъезда. Это были не первые, за кем он ходил, прислушивался, принюхивался, но потом в итоге в качестве объекта вербовки отвергал. А один из них даже чем-то внешне на него похож был. Повинуясь наитию, Петренко двинулся за приятелями. Вид у обоих был предвкушающий, и зашагали они не к близлежащему метро «Охотный Ряд», а двинулись по Пушкинской улице[48], по направлению к Кузнецкому Мосту и Столешникам.

Спустя десять минут пара чуваков уже спускалась в легендарную «Яму» – иными словами, в пивбар «Ладья», интерьер которого, скрупулезно воспроизведенный режиссером Рязановым, появится спустя семь лет в фильме «Берегись автомобиля». Совершенно нормальное и понятное мужицкое желание: после трудовой ночной смены засадить по паре кружечек пивка. Это было Петренко только на руку, и он сбежал по ступенькам подвала следом за ними.

Много позже, в начале девяностых, когда пивбар будет доживать свои последние дни, Петренко, еще в своем собственном теле, поступив в Кразнознаменный институт, забредет сюда как-то с коллегами. Пиво тогда будут разливать автоматы, за пустыми кружками придется охотиться – короче, пивбар явно не для центра столицы, а скорее, районный привокзальный шалман. Однако в пятьдесят девятом заведение еще сохраняло респектабельность: мраморные столики, пиво разносят официантки в наколках и передничках, подаются раки.

Народу было мало, и парочка мужиков из Большого заняла позицию за сидячим столиком у окна. Петренко устаканился неподалеку, за стоячим, чтобы сохранить возможность для маневра. Несмотря на ранний час и немногих посетителей, в зале уже было накурено. Папироски вынули и чуваки-мишени. Петренко исподволь рассмотрел их: здоровенные сильные лбы, настоящая рабочая косточка, но в то же время с налетом столичной, центровой, театральной интеллигентности. Из послевоенного поколения, чуть старше его самого нынешнего – войну они застали, ужасы ее помнили, но самим воевать по малолетству не довелось.

Мужики попросили сразу по паре пива, чтобы официантку зря не гонять, и тарелку с раками. Петренко ограничился одной кружкой пенного. Отдельные осколки разговора приятелей доносились и до него.

– Пошли ты ее к едреней фене, – убеждал один. – Пусть сама торгует.

– Не может она, ты понимаешь? Не мо-жет.

– Чего тут не мочь? Взвешивай да деньгу греби.

– Да ты спроси ее, почему не может!

– Так ты и спроси!

– Спрашивал! Чего, говорю, ты менжуешься? Неудобно тебе? Ты что, барыня?

– А она?