Земля матерей - Лорен Бьюкес (2020)

Коул старается перехватить ее взгляд. Черт возьми, что все это значит?

Однако Умеренность начинает:

– Когда ты будешь готова, сестра Терпение? – По-прежнему добавляя ненужные вопросительные знаки. – Когда ты обретешь смирение, необходимое для того, чтобы перебороть себя, тебе нужно будет пройти в эту дверь? – Она указывает на занавес, и Коул кивает так, будто это совершенно естественная просьба. Выход, в который ее выведут монашки. Сестры удаляются, закрывают за собой дверь, и она сидит в полной тишине, перед ней яблоко и пустой бокал из-под вина, она пытается обрести смирение, о котором ей говорили, но помимо воли улыбается. Билли жива.

Она вспоминает, как бросилась в больницу, когда ей позвонили и сказали, что Билли на вечеринке упала с балкона. Наверное, им тогда было по двадцать с небольшим, это случилось еще до рождения Майлса. Они с Девоном в панике ворвались в приемное отделение и обнаружили Билли болтающей с медсестрами, лишь трещина без смещения в локтевой кости. Коул пришла в такую ярость, что ткнула кулаком в плечо Девона, первую подвернувшуюся мишень.

– Я не знаю, чего ты ждала, – сказал тот мягко, учитывая обстоятельства. – Твою сестру невозможно убить. После апокалипсиса во всем мире останутся только Билли и Кит Ричардс[97], приручающие тараканов.

Признаю, насчет Ричардса я был неправ.

Достаточно ли времени прошло? Она хочет поскорее со всем покончить. Натянув на лицо подобающее виноватое выражение, она поднимает тяжелый занавес и выходит в дверь на улицу.

Булыжник под ее босыми ногами влажный. Во дворе звучит пение. Дверь часовни открыта настежь, черные с золотом врата.

Она делает шаг в том направлении, и тут что-то ударяет ей в спину. Она падает на четвереньки, обдирая кожу на коленях. Рядом с ней с грохотом падает метла, и тотчас же чьи-то руки хватают ее за волосы и тащат к фонтану. Она брыкается и кричит, но та, кто ее держит, сильнее ее, – вероятно, это Щедрость, – и окунает ее лицом в воду. Шок от холода выдавливает воздух у нее из легких. Она не может дышать, не может пошевелиться долгие секунды, и затем, инстинктивно, открывает рот, чтобы закричать, и ледяная вода хлещет ей в легкие.

Она вырывается на свободу, откашливаясь и отплевываясь. Это унизительно, потому что монашки поют «Бесконечную благодать». Ей ужасно. Она извергает из себя водянистое месиво, и вместе с ним все восторженное возбуждение. Остаются только мрак и холод. И ярость. «Долбаные сучки, вы не знаете, кто я такая, – думает она. – На что я готова пойти ради того, чтобы мой сын остался жив».

Щедрость садится на корточки рядом с ней, с рукавов ее рясы капает вода.

– Ты очистилась от своей прежней жизни. Теперь пришло время света и пламени воскрешения. – Она тычет ее метлой. Коул пытается отстранить метлу, но Щедрость с силой бьет ее по бедрам, и она отползает прочь на четвереньках, как собака.

Метла снова ударяет ее по бедренной кости. Она вскрикивает и с трудом поднимается на ноги и бросается к пылающей двери и нарастающему вокруг пению.

Она стоит в нефе, учащенно дыша, клацая зубами, словно кастаньетами, оглядываясь по сторонам. Надежда стоит на сцене рядом с двумя женщинами в золоте и черном, с зауженными рукавами.

– Блудная дочь, – говорит она, но в ее голосе гнев, а не прощение, и все должно проходить не так.

Коул слышит свой собственный голос, доносящийся из динамиков. Это ее Откровения, записанные и воспроизведенные для всех. Как они только посмели, твою мать! Все эти жутко интимные подробности – имена, места, даты, – по большей части настоящие, правда переплетена с ложью.

Сестры хором поют обвинения, перекрывая воспроизведение.

– Сплетница!

– Иезавель!

– Эгоистка!

– Непослушная жена!

– Язычница!

– Обманщица!

– Плохая мать!

– Блудница!

– Грязнуля!

Метла снова ударяет ее по спине.

– Ступай! – говорит Щедрость. – Ступай бороться с собой!