Замещающий ребенок - Морис Поро (2016)

Самым худшим было: еженедельные (а в двух случаях ежедневные) визиты на кладбище; местожительство, выбранное поблизости от кладбища; отказ от переезда в другой город, потому что «нельзя оставить его одного»; постоянные споры по поводу убранства могилы; ночи, полные материнских слез, когда приходят мучительные воспоминания; отец, остающийся часами в темной комнате перед едва видной фотографией умершего ребенка. Умерший ребенок присутствовал в повседневной жизни: его фотографии заполняли дом; в двух случая комната ребенка была превращена в часовню; каждый закоулок в городе вызывал воспоминания о том, что этот ребенок здесь делал; каждая годовщина дня его рождения напоминала о том, как они праздновали это вместе.

Десять, одиннадцать лет спустя родители все еще говорили и говорили об умершем ребенке. Многие из них извинялись: они знают, что не должны больше говорить об этом ребенке, они знают (и повторяют это много раз), что это нехорошо для остальных членов их семьи, но они никак не могут перестать это делать. Исследователи отмечают, что «они говорят лишь об умершем ребенке» или «кажется, что матери упиваются разговорами об умершем ребенке». Кажется, что вся жизнь родителей заключена в вечном причитании «Если бы только этого не случилось…»: остановиться они не могут.

Эти родители без всякой меры навязывали заместителю личность умершего ребенка и бессознательно отождествляли обоих. Эта путаница проявлялась в том, что нового ребенка называли именем умершего, например, когда звали обедать, или спрашивали, как дела в школе, или целовали перед сном.

Они постоянно сравнивали обоих детей: их внешность, поведение, мимику, манеру ходить и говорить. Очевидно, что надежды родителей, их ожидания, их требования достижений от замещающего ребенка были навеяны «подвигами» умершего, или, точнее, его идеализированным нереалистичным образом. Умершие дети, по словам их родителей, были умными, «любимчиками в классе», друзьями всего мира, красивыми, отзывчивыми, командирами отряда, живыми и проворными, без проблем, любимцами соседей, всегда веселыми, жизнерадостными, ответственными — одним словом, идеальными, великолепными, ангельскими детьми. Слушая эту хвалебную песнь, некоторые из замещающих детей задавались вопросом, почему Бог забрал их брата, если он был такой хороший, а родители (которые возмущались этой же несправедливостью) терялись и не могли ничего им ответить.

Новый ребенок вступал в состязание с искаженным образом, который никогда не существовал, да и не мог бы существовать в реальности. Такая попытка была бы обречена на провал, и дети это понимали достаточно быстро. Ожидания родителей не менялись, если замещающий ребенок рождался другого пола. Этот факт категорически противоречит мнению служб по усыновлению, которые хорошо понимают, какому риску подвергаются дети с такими родителями, и надеются его минимизировать, предлагая им усыновить ребенка другого пола и возраста.

Родители постоянно сравнивали двух детей как явно, так и скрыто. Часто они говорили об этом прямо в глаза новому ребенку, и почти всегда это сравнение было не в его пользу. Очень часто они говорили: «Билли, вот он был…» В лучшем случае они могли сказать: «Ты хороший, но…» — и продолжали сравнивать и сожалеть об умершем ребенке. Новый ребенок почти не имел шансов заслужить у родителей похвалу или одобрение, чаще всего он удостаивался кислой улыбки и вздоха: «Он совсем другой».