Рождество каждый день - Милли Джонсон (2021)

– Да, моя дорогая Энни, это мои похороны. В конце концов. Но не сейчас. Не позволяй моей последней трапезе пахнуть рыбой. Пожалуйста.

Робин, надув губы, вернул таблетку обратно в бутылку. Он мог направлять, но никогда – запугивать. Если Чарли что-то твердо решил, то он имел право распоряжаться балом, они договорились об этом с самого начала.

Единственное условие Чарли, которое ему удалось выполнить после постановки диагноза, – по возможности продолжать жить как обычно. Пусть они продолжают свои веселые препирательства; у Робина был карт-бланш на то, чтобы привычно ворчать, лишь бы все это укладывалось в рамки нормы, потому что именно это больше всего помогло бы Чарли справиться с проблемой психологически. Но нормальность была яичной скорлупой, мерцающей иллюзией, и Робин чувствовал, как с каждым днем трещины в нем самом все больше разрушали ее.

Рыбная таблетка все равно перестала работать, хотя Чарли ничего не говорил, не желая беспокоить. Он уже несколько дней сплевывал ее в руку, когда Робин не видел, так что, кажется, пришло время для небольшой откровенности. Он стал ощущать повсюду ноющую боль, которую все труднее было скрыть и из-за которой ему все труднее было нормально спать. За исключением, надо сказать, двух последних ночей в гостинице «Фигги Холлоу». Он спал крепко, как напившийся молока ребенок, и боль казалась лишь слабым шорохом на заднем плане. В это рождественское утро после крепкого спокойного сна он чувствовал себя настолько свежим, насколько это вообще было возможно для человека в его состоянии.

Он положил книгу на прикроватную тумбочку, чтобы потом дочитать. Повторное знакомство с героями «Доводов рассудка» было для него вишенкой на торте.

– Ладно. Пойдем посмотрим, положил ли Санта что-нибудь в мой чулок, – сказал он, хлопая в ладоши.

Он улыбнулся Робину, который снова подумал о том, что его улыбка никогда не стареет. Она освещает родные серо-голубые глаза и позволяет ему еще раз взглянуть на Чарли Глейзера, в которого он влюбился целых три десятилетия назад. Как он мог существовать без этого человека?

«Забавно, что простые удовольствия часто оказываются самыми лучшими», – подумала Бридж, надевая теплые после радиатора трусики, а потом вспомнила, что она всегда вешала их сушиться вот так, когда оставалась ночевать у своей богатенькой школьной подружки Джейн. Джейн жила в двухквартирном доме с центральным отоплением, которое ее отец оставлял включенным на ночь, а в их крошечной спальне-коробке стояло пианино, из-за чего мама Джейн называла ее «музыкальной комнатой».

На поверхность этого омута воспоминаний вынырнули и другие образы той части ее прошлого, выбитые из осевшего ила ощущением теплых трусиков на заднице Бридж.

У матери Джейн был чайный сервиз в стеклянном шкафу, который звался «Вечный красавец» и использовался только по особым случаям, а сама она пила только «итальянское шампанское» под названием Asti Spumante[45], которое она покупала в «Марке и Спенсере». Бридж не думала о Джейн двадцать лет, но вот она появилась, огромная, как жизнь, плавающая в водах ее сознания. В конце концов мать Джейн разорвала их дружбу, посчитав Бриджет Винтерман слишком обычной. А Бридж очень хотелось понравиться маме Джейн настолько, чтобы та подумала о ее удочерении.

– Бридж? – Голос Мэри подтолкнул ее, пузырь ее задумчивости лопнул. – Ты готова?

– Извини, Мэри. Пару секунд, – ответила Бридж, натягивая джинсы и застегивая молнию. – Ну вот, теперь я готова.

Мэри взволнованно улыбнулась.

– Безумие какое-то!