Там, где раки поют - Делия Оуэнс (2019)

Над куполом леса темнела заброшенная пожарная вышка со смотровой площадкой, еще несколько минут – и вот они у основания, сколоченного из грубо обтесанных бревен. Сваи уходили в черную жижу, поперечные балки изъела гниль. Наверх вела лестница, сужаясь с каждым пролетом.

Несколько шагов по грязи – и они возле лестницы. Первым поднимался Чез. Добравшись до пятого пролета, остановились. На западе всюду, куда хватало глаз, раскинулись дубовые леса, а с трех сторон – изумрудная трава, и сквозь нее вьются к морю речушки, протоки, рукава, ручьи. Впервые Киа увидела плавни с такой высоты. Будто сложилась мозаика – вот оно, болото, ее лучший друг!

Последняя ступенька, и Чез откинул железную решетку над лестницей, они выбрались на площадку, и он опустил решетку. Киа, прежде чем ступить на решетку, потопала по ней, пробуя на прочность. Чез усмехнулся: “Не бойся, не провалится”. Он подвел Киа к ограждению. Внизу расстилалось болото, вровень с ними парили два краснохвостых сарыча, слышно было, как свистят крылья; птицы забеспокоились, не ждали они в своем воздушном мире никаких юных парочек.

Чез обернулся:

– Спасибо, что пошла со мной, Киа. Спасибо за возможность попросить прощения. Слишком много я себе позволил, больше это не повторится.

Киа молчала. Ей почему-то хотелось его поцеловать, почувствовать, какой он сильный.

Она сунула руку в карман джинсов.

– Ту ракушку, что ты нашел, я надела на шнурок. Не хочешь – не носи.

Накануне вечером она повесила ракушку на шнурок из сыромятной кожи – хотела носить сама, но все-таки надеялась увидеть Чеза и подарить ему при случае. Но даже в самых смелых мечтах не могла она представить, что будет стоять с ним рядом на башне и смотреть на мир с высоты. Выше некуда.

– Спасибо, Киа. – Чез взял подвеску, надел на шею, тронул пальцем ракушку. – Буду носить, куда я денусь.

Он обошелся без избитых фраз – “буду носить всю жизнь” и тому подобной ерунды.

– Покажи мне свой дом, – попросил Чез.

Киа представила кривобокую хижину в тени дубов, серый дощатый пол в кровавых разводах ржавчины, дырявую москитную сетку. Не дом, а заплата на заплате.

– Это далеко, – только и смогла она сказать.

– Киа, мне все равно, далеко или нет и как там, внутри. Ну же, пойдем.

Если она сейчас ответит “нет”, то снова останется одна.

– Ладно.

Они спустились с вышки, вернулись к заливу, и Чез сделал ей знак: вперед. Киа двинулась в своей лодке на юг, к лабиринту ручьев, свернула в родную протоку, где зеленые ветви нависали над самой водой, пригнулась пониже. Катер Чеза, синий с белым, неуместно яркий, с трудом протиснулся в заросшую протоку, ветки скребли о борта.

Когда впереди блеснула лагуна, в темном зеркале воды отразилась каждая замшелая ветка, каждый изумрудный листок. Взлетали стрекозы и снежные цапли, спугнутые незнакомой лодкой, и бесшумно, грациозно садились чуть поодаль. Когда Чез достиг берега, Киа уже привязывала лодку. В нескольких шагах от нее застыла голубая цапля, давно привыкшая к человеку.

На веревке сушилась одежда – линялые комбинезоны, футболки, а репа так разрослась, что и не разберешь, где кончается огород и начинается лес.

Оглядев веранду с залатанной москитной сеткой, Чез спросил:

– И давно ты здесь живешь одна?

– Не помню точно, когда ушел Па. Наверно, лет десять уже.

– Вот классно! Сама себе хозяйка, без родителей, никто над душой не стоит!

Киа в ответ лишь сказала:

– Внутри смотреть не на что.

Но Чез уже взбежал на крыльцо по дощатым ступенькам. И первое, что он увидел за сетчатой дверью, были ее коллекции на грубо сколоченных полках – разноцветье трепетной жизни.

– Это ты все сама? – спросил Чез.

– Да.

Он мельком взглянул на бабочек и тут же утратил интерес. Подумал: для чего тащить это в дом, если их тут, за дверью, полно?