Моя дорогая жена - Саманта Даунинг (2020)

При виде глазных капель я сразу думаю о Рори. Если Миллисент пользовалась ими для того, чтобы скрыть от своих родителей, что она была под кайфом, то почему до такого не могли додуматься другие подростки? Может, Рори тоже так делает, когда сбегает ночью из дома. Может, он со своей миниатюрной подружкой курит травку?

Что ж, бывают вещи и похуже. Гораздо хуже.

Кладовка не место для глазных капель. Но Рори мог просто заныкать их там. Возможно, он тайком вернулся в дом и спрятал их там в последнюю минуту. Или посчитал, что никто не будет рыться на нижней полке за консервами.

Но ведь эти капли могла оставить и Дженна. Что, если это она балуется травкой? Нет, маловероятно. Дженна не стала бы разрушать свои легкие. Футбол для нее важнее.

Я беру пузырек. По дороге в клуб я раздумываю над тем, что может вызывать покраснение глаз, кроме дыма, грязи или какого-нибудь другого раздражителя. Аллергия и переутомление, хотя их скрывать незачем. Возможно, похмелье. Возможно, какой-то новый наркотик, о котором я не слышал.

Пришедшая на урок Кекона застает меня сидящим на скамейке и разглядывающим пузырек с глазными каплями.

Кекона так увлечена сплетнями, что подпрыгивает на своих ногах, как будто ей не шестьдесят, а всего шесть лет. Едва выбежав на корт, она начинает болтать. Ей надо успеть обсудить все последние новости до отъезда из города. Каждый год Кекона отправляется на месяц на Гавайи, и срок ее очередного путешествия туда неумолимо приближается. Кекона боится, что теперь – когда тело Наоми найдено – она пропустит самое интересное.

– Задушена, – сообщает она мне. – Как и остальные.

– Я в курсе.

– И на ее теле следы пыток. Эти чертовы порезы бумагой.

Мое сердце подскакивает:

– Порезы бумагой?

– По словам полицейских, ими покрыто все тело Наоми. Порезы были даже на ее веках, – Кекона дрожит, как будто на улице холодно.

Порезы бумагой.

Я закрываю глаза, стараясь не представлять себе, как Миллисент их наносила. Я пытаюсь отогнать от себя мысль, что она превратила нашу интимную шутку в нечто настолько болезненное.

Еще только одиннадцать дня. Утром в новостях сообщили, что отпечатки пальцев мертвой женщины были удалены. Но полиция установила личность убитой по стоматологическим записям. Это Наоми.

– О порезах рассказали сотрудники полиции? – уточняю я.

– Не официально. Как принято говорить, это стало известно из анонимных источников. Но если вам интересно мое мнение, то скажу так: уж больно срок странный, – Кекона многозначительно выдерживает паузу.

И я вынужден задать вопрос:

– О чем это вы?

– Ну… предыдущую женщину держали пленницей целый год. А Наоми? Всего полтора месяца.

– Может, Оуэну надоело ждать, когда его разыщет полиция.

Кекона фыркает:

– Что-то вы сегодня дерзки?

Я пожимаю плечами и подбрасываю вверх теннисный мяч, намекая Кеконе: не мешало бы нам поиграть. Ведь именно за это она мне платит. Кекона потягивается и размахивает ракеткой.

– Будь это кино, эта разница что-нибудь да значила, – говорит она.

Кекона права, только исходит из неверных предпосылок.

– А разве не вы говорили, что жизнь – это фильм ужасов? – подкалываю ее я.

Кекона не отвечает.

– Подавайте, – говорю я.

Кекона подает мяч дважды. Я не отбиваю ее мячи, потому что она не хочет играть по-настоящему. Она хочет зарабатывать очки на подачах.

– Они еще сказали, что ее тело было обожжено.

– Обожжено?

– Так они сказали. Ожоги по всему телу, как будто ее ошпарили.

Я поеживаюсь: ведь даже случайно ошпариться – невероятно больно. И все же Миллисент это сделала. Намеренно.