Мёртвое озеро - Рэйчел Кейн (2018)

В тот день я обнаруживаю, что улыбаюсь Сэму уже без всякой настороженности, и он улыбается в ответ так же открыто и свободно, и я внезапно вспоминаю, как Мэл впервые улыбнулся мне. В этот момент я осознаю́, что улыбка Мэла никогда не была открытой, никогда не была свободной. Он изображал хорошего мужа и идеального отца, это была его роль, его методично созданный образ, и из этого образа он никогда не выходил. Я вижу разницу – в том, как Сэм разговаривает с детьми, как делает ошибки и исправляет их, как говорит глупости и умные вещи, и все это по-настоящему, по-человечески, без наигранности.

У Мэла всего этого не было. У меня просто никогда не имелось образца для сверки, чтобы я могла увидеть разницу. Мой отец почти все время отсутствовал дома и был не особо приветлив: детей должно быть видно, но не слышно. Я начинаю осознавать, что, когда Мэл встретил меня, он увидел во мне эту жажду, желание получить недостающее. Должно быть, он хорошо изучил все это, готовя свою роль. Бывали случаи, когда его маска соскальзывала, и я помню каждый из этих случаев… первым был тот раз, когда я рассердилась на него из-за того, что он пропустил празднование третьего дня рождения Брэйди. Мэл тогда повернулся ко мне так резко, с такой жестокой яростью, что я вжалась в холодильник. Он не ударил меня, но некоторое время держал так, прижав мои руки по обе стороны от головы, и смотрел на меня пустым взглядом, который ужаснул меня тогда – и ужаснул бы даже сейчас.

Даже когда Мэл идеально играл свою роль, в ней не было глубины. Его спокойствие было напряженным и неестественным, как и его доброта.

Я полагаю, что настоящий Мэл выбирался наружу только тогда, когда он уходил в свою мастерскую. Он, должно быть, жил ради того, чтобы закрыть за собой ту дверь и заложить ее на засов.

Глядя на Сэма, я не вижу ничего этого. Я вижу только человека. Настоящего человека.

И мне больно и горько осознавать, насколько мало я понимала то, что было у меня перед глазами, лежало рядом со мной в постели все девять лет моего замужества. Это был мой брак – не наш. Потому что для Мэлвина Ройяла это никогда не было браком.

Я была инструментом, таким же, как пилы, молотки и ножи в его мастерской. Я была его маскировочным средством.

Понимание этого ужасает и успокаивает одновременно, но оно наконец-то есть. Я никогда не позволяла себя много размышлять об этом, но, видя Сэма, видя то, как общаются с ним дети, я наконец-то прозреваю относительно того, что в моем супружестве всё, абсолютно всё было неправильным и искусственным.

Я, конечно же, не говорю этого Сэму. Это был бы чертовски странный разговор, особенно потому, что я никак не могу поведать ему, кто я в действительности такая. Ни за что. Но то, что детям он нравится, имеет большое значение. Оба они очень умны, и я знаю, что очень важно создать для них это безопасное место, сделать его лучше. Рискованно, но необходимо. Я все еще готова бежать, если придется, но только тогда, когда другого выхода не будет.

Пока что все тихо. Тише, чем когда-либо прежде.

К середине июня Коннор и Сэм приводят дом в фантастический вид, и Кейд учит моего сына основам строительства. Они планируют выровнять землю с обратной стороны дома, залить бетоном и установить сваи. Ланни бродит вокруг, внося предложения, но потом вдруг тоже втягивается в работу, пристально следя за тем, как Сэм чертит план будущей веранды.

Это долгосрочный проект. Никто с ним не спешит, и менее всего – я. Мне по-прежнему приходят заказы, в таком количестве, что некоторые я даже отклоняю. Я могу позволить себе привередничать и брать только то, за что хорошо платят, и моя деловая репутация повышается. Жизнь определенно становится лучше.