Исчезнувшая - Гиллиан Флинн (2013)

Сегодня утром проснулась, когда Ник уже ушел. Сидела на кровати, не отрываясь глядела в потолок, на золотые солнечные зайчики. За окном пели синешейки, а меня тошнило. Горло сжималось и разжималось, подобно сердцу. Я приказала себе: не смей рвать, а потом кинулась в ванную, и меня стошнило прямо в раковину. Желчь, теплая вода и одна-единственная горошина. Живот стискивали спазмы, глаза стремились покинуть орбиты, дыхание прерывалось. Поэтому я занялась теми расчетами, которые начинает вести любая женщина, вот так же склонившаяся над раковиной. Я принимала таблетки, но могла пропустить денек-другой — какое это имеет значение, если тебе тридцать восемь лет и двадцать из них ты принимаешь таблетки? Я не боялась случайно забеременеть.

Тесты оказались заперты под стеклом. Пришлось разбудить раздраженную усатую женщину и объяснить ей, чего я хочу. Пронизывая меня клиническим взглядом, она вручила пакетик и пожелала удачи.

Я не знала, что же считать удачей — положительный результат или отрицательный? Вернувшись домой, трижды прочитала инструкцию. Подержала полоску под правильным углом на протяжении нужного числа секунд, а потом положила ее на край раковины и убежала, как от бомбы. Три минуты ждала, включив радио и нарвавшись на песню Тома Петти, — хоть когда-то можно включить радио и не нарваться на песню Тома Петти? Я спела вместе с ним «American Girl» от первого до последнего слова, а потом прокралась в ванную, как будто тест — это чуткая добыча, а я хищник. Сердце забилось быстро-быстро. Я беременна.

Промчавшись через залитую солнцем лужайку на другую сторону улицы, я забарабанила в двери Ноэль, а когда она открыла, разрыдалась, показывая полоску бумаги и крича: «Я беременна!»

Теперь об этом знаю не только я. Даже страшно как-то.

Вернулась домой с двумя мыслями.

Первая. На следующей неделе пятая годовщина нашей свадьбы. Ключи будут иметь вид любовных писем, а в конце Ника будет ждать чудная антикварная деревянная колыбелька. Я сумею убедить его, что мы одно целое. Мы семья.

Вторая. Жаль, что мне не удалось купить пистолет.

Сейчас я иногда со страхом жду возвращения мужа домой. Несколько недель назад он предложил покататься на плоту по реке под синим небом. Я так крепко цеплялась за борт, что Ник даже спросил, чего я так боюсь. А у меня перед глазами стояла картинка: Ник раскачивает плот, сперва дразнит и смеется над моей паникой, а потом с сердитым и сосредоточенным лицом бросает меня в воду — грязную бурую воду с колючим песком и ветками, и держит там сильной рукой, пока я не перестаю сопротивляться.

Я не могу бороться с этими мыслями. Ник взял меня замуж молодой, богатой, красивой, а сейчас я бедна, не имею работы и гораздо ближе к сорока, чем к тридцати годам. Правда, для своего возраста я все еще считаюсь хорошенькой. Но как ни крути, моя ценность уменьшилась. Я догадываюсь об этом по взгляду Ника, когда он смотрит на меня. Вовсе не такой взгляд у человека, умеющего честно проигрывать. Скорей это взгляд мужчины, загнанного в угол. Может, он и хотел бы развестись со мной до родов. Но он не сможет, мой старый добрый Ник. В этом городе, где так превозносят семейные ценности, общество отвергнет человека, бросившего жену и ребенка. Поэтому он, вероятнее всего, останется со мной и будет страдать. Страдать, злиться и буянить.

Делать аборт я тоже не собиралась. Шестинедельный малыш в моем животе уже достиг размеров чечевичного зерна — у него появились глаза, уши и легкие. Несколько часов назад я спустилась в кухню, суетливо отыскала банку с бобами, которую Морин вручила мне для любимого супа моего мужа, вынула зернышко чечевицы и положила на столешницу. Очень маленькое зернышко, меньше моего ногтя. Я не в силах была смотреть, как оно лежит на холодном столе, и взяла на ладонь и погладила пальцем. Оно и сейчас в кармане моей футболки, я не могу с ним расстаться.