Последняя охота - Жан-Кристоф Гранже (2020)

Гувернантка пояснила, словно прочтя ее мысли:

– Граф любил свежих и крепких служащих своей компании. Особенно рабочих.

Ивана решила сменить тему:

– Расскажите, чему вы учили и как воспитывали детей.

– У меня не было выходных, но несколько часов в день я посвящала тренировкам. Граф дал мне доступ ко всей инфраструктуре замка – гимнастическому залу на цокольном этаже, тяжелоатлетическому рингу и теннисному корту. Я занималась греблей на озере. Идеальные условия.

«Замок»… Ивана впервые услышала упоминание о нем.

– Кто живет там сегодня?

– Франц фон Гейерсберг. Он приказал снести все спортивные сооружения. – Лоретта пожала плечами. – Само собой разумеется.

– Почему?

– Он инвалид-колясочник.

Ивана занесла эту деталь в свою воображаемую картотеку, хоть и не посчитала ее относящейся к делу.

– Вы несли полную ответственность за воспитание детей?

Лоретта сменила варежку на белую махровую салфетку с крупинками соли:

– Стопроцентную. Для их отца образование было всего лишь обязательным этапом перед работой в компании VG. Привязанность, нежность, чувства он считал чушью.

– А мать Юргена и Лауры?

– Ей тоже не хватало времени.

– Я слышала, она была энергичной и очень спортивной женщиной.

– Чушь!

– Не понимаю…

– Сабина страдала депрессией. Мельтешила, искала утешения в выездке, марафонах, скоростном спуске, лишь бы не смотреть в лицо своему страху. Она напоминала мультяшного койота, который бежит, судорожно перебирая лапками над бездной, но все-таки падает.

– Имеете в виду ее самоубийство в Нью-Йорке?

– Это тоже обман.

– ?..

– Гейерсберги всеми силами и средствами поддерживали эту версию. Она выглядела лучше правды.

– И в чем же заключалась правда?

– Сабина умерла от голода.

– Не понимаю…

– Она уморила себя в квартире на Пятой авеню.

Графиня, объявившая голодовку в собственном дворце на Манхэттене… На взгляд маленькой пролетарки, в этом тоже была своя романтика.

– А дети? Разве они не могли отвлечь ее от печальных раздумий?

– Мысли о Юргене и Лауре действовали на нее прямо противоположным образом – напоминали, какое она ничтожество. Ни на что не годная – кроме выездки и гребли. «Целовать на ночь сына и дочь, завязывать им шнурки? О нет, этого я не умею».

Эта немка оперирует добрыми старыми клише: не в деньгах счастье, у аристократов нет сердца и т. д. и т. п.

– Расскажите, какими были Юрген и Лаура.

– Одинаковыми. Они были единым существом.

Лоретта перекинула салфетку в левую руку и занялась своей правой ногой. Ее идеально гладкая кожа сверкала, как алебастр. «Интересно, она каждый день ошкуривает себя?» Ивана ощущала себя рыхлой и слабой, ведь ее кожа, открытая всем ветрам, не обновлялась.

– У ребят были одинаковые вкусы, мысли и жесты. Я имела одного воспитанника по цене двух. Выгодно, согласитесь…

– Хотите сказать…

– Вы прекрасно понимаете, что именно я хочу сказать. Юрген и Лаура противостояли целому миру. Знаете, как в песне: «Мы спина к спине у мачты, против тысячи вдвоем…»

Ивана вспомнила фотографию на рояле в Стеклянном Доме.

– Внешне они не похожи…

– Куда там! Просто день и ночь! Юрген – рыжий толстенький коротышка. В школе его дразнили Еловой Шишкой или Пряником. Можете себе представить? Лаура была высокой, элегантной, великолепной. Уже в двенадцать лет она гордо держала голову с роскошной шевелюрой, а Юрген изменился, только когда повзрослел.

Ивана захотела узнать подробности о Лауре – женское любопытство, ничего не поделаешь…

– В колледже она была высокомерной и недоступной. Ненавидела всех вокруг за то, что не уважали ее брата. Те, кто издевался над ним, становились ее врагами, и она заставляла каждого дорого за это платить.

– Лаура и Юрген хорошо учились?