Я не Монте-Кристо - Тала Тоцка (2020)

Он очень медленно и спокойно подкатил джинсы — медленно, чтобы взять себя в руки и не разбить камеру о голову «молодожена», — затем ступил в воду, подошел к Саломии и, подхватив ее под руки, рывком поставил на ноги.

— Зе энд, — повернулся к опешившему американцу, а потом повел — точнее, потащил — упирающуюся девушку, не обращая внимания на возмущенные выкрики баскетболиста-фотографа.



Глава 21

Саломия узнала его сразу, по щиколоткам, как только перед ней вдруг появились ноги в подвернутых джинсах, ей даже голову не нужно было поднимать, она и так поняла, что это Никита. Слишком заполнены были ним последние дни, слишком часто пересекались их взгляды, слишком откровенными они были. И не только с его стороны.

Наверное, сама атмосфера острова этому способствовала, казалось, вокруг все было пропитано любовью, желанием, страстью. Может, сказывалась удаленность от цивилизации, но Саломия чувствовала эти невидимые флюиды, окутывавшие остров, в ней просыпалось что-то прежде неведомое, неизвестное, росло и выплескивалось наружу.

Она не умела флиртовать, принимать ухаживания мужчин, кружить головы — все это было не о ней, Саломия даже учиться не пыталась никогда, а здесь сама не понимала, что в ней нашли все эти мужчины, которые смотрели с таким вожделением, будто перед ними не Саломия, а настоящая роковая женщина, вдребезги разбивающая мужские сердца. И она продолжала играть, выпуская изнутри другую себя, совсем незнакомую ей Саломию.

Зато Никита как будто понимал, что это не всерьез, он просто принимал ее правила игры. Понимал, что Саломия дразнит его, и эти вьющиеся возле нее мужчины тоже не всерьез, а ее изумляло то, как легко у нее все теперь получалось. И каким лишним для нее все это было.

Саломия честно постаралась сблизиться с Джованни, но у нее даже поцеловаться не получилось. Губы Джованни были мягкие и влажные, он касался ее осторожно, а ей хотелось других, крепких, сухих и горячих, что жарко впивались в нее, унося куда-то ввысь и напрочь отключая сознание. И такие губы были только у одного мужчины — ее мужа.

Саломия наблюдала за ним иногда из-под опущенных ресниц, иногда в открытую — Никита тот даже не давал себе труд скрывать, что следит за ней. Куда бы она ни направлялась, очень скоро там оказывался ее муж, будто в него был вмонтирован радар, настроенный на Саломию. Его глаза то сканировали, как рентген, то откровенно ощупывали, в такие моменты ей на полном серьезе хотелось прикрыться руками. Она чувствовала, что они оба слишком близко подошли к той грани, ступив за которую уже мало что будет иметь значение, каждая минута, каждая секунда была наполнена томительным ожиданием, которое в итоге просто не могло не закончиться полной и взаимной капитуляцией.

И Марина точно не будет помехой, она как будто съежилась, стала совсем незначительной и незаметной, и Саломия сама искренне удивлялась, почему так ревновала к ней Никиту. Где бы они не были, он смотрел только на Саломию, и Марина это видела, это только слепой бы не увидел. Саломия и хотела бы ее пожалеть, но не могла. Она вообще ничего не смогла бы, вздумай она сопротивляться, будто их с Никитой закручивала гигантская воронка, и момент, когда они окажутся внутри — это только вопрос времени.

Когда ее подхватили под руки и выдернули из воды, она даже пискнуть не успела, потому что знала, он пришел за ней, это и пугало ее, и одновременно завораживало. Никита в глаза не смотрел, перехватил за локти и потащил прочь от берега. Она отчаянно упиралась, ноги зарывались в нагретый песок, а Елагин лишь перехватывал руки, чтобы было удобнее держать.

— Отпусти меня, немедленно, — задыхаясь, потребовала Саломия, — что ты себе позволяешь?

— Я позволяю? — Елагин и правда выглядел ошалевшим. — Разве это я разлегся там в воде практически голым перед этим оборзевшим америкосом?