Я не Монте-Кристо - Тала Тоцка (2020)

— Он попросил меня, Никита! Мы договорились, что я буду позировать для его фотосессии, а потом он будет позировать для меня.

— Пусть скажет спасибо, что я не разбил камеру о его поганую морду. Я и так сделал для него все, что мог.

Саломии стало смешно, Никита ревнует ее к Стивену? Она постаралась, чтобы это звучало примирительно:

— Никита, я же объяснила тебе, Стивен гей, я не смогла бы заинтересовать его даже если бы очень захотела.

Никита хотел что-то сказать в ответ, но передумал и потащил ее дальше. Саломия вновь принялась тормозить о песок:

— Да отпусти ты меня! Куда ты меня тянешь?

— В номер.

— Но я не хочу в номер! — она изо всех сил уперлась ногами, не давая Никите сдвинуть ее с места. Он остановился, с минуту в упор разглядывал Саломию, а потом хрипло выдохнул и сказал негромко, глядя ей в глаза:

— Я хочу.

И она рухнула в эти глаза, утонула в их синеве, даже не пытаясь побарахтаться на поверхности, уцепиться хоть за что-нибуть, чтобы вынырнуть, опомниться, убежать… Кажется, она даже сказала «да», загипнотизированная его взглядом, но Никита никакого ответа и не ждал, вновь схватил ее за локти и потащил дальше. Больше Саломия не сопротивлялась.

В бунгало он ее практически втолкнул, на ходу срывая мокрое платье, а потом вдавил в стену, сжимая затылок и обжигая губами ее губы, кусая шею, как изголодавшийся хищник. Саломия сама протянула руки к поясу его джинсов, но пальцы путались, у нее не получалось их расстегнуть. Никита подхватил ее и поднял, продолжая вдавливать в стену, похожие на укусы поцелуи поползли вниз, и тогда она испугалась. Наверное, это не лучшее место для первого опыта?

Обхватила его лицо руками и поразилась, каким отсутствующим и мутным был взгляд практически черных глаз. Он ее вообще слышит? Легонько встряхнула для верности, взгляд стал более осмысленным.

— Никита, — шепнула она, — не здесь…

На удивление он услышал, кивнул и, продолжая удерживать ее на весу, пошел в спальню. Ей казалось, он сейчас швырнет ее на кровать и сам навалится сверху, но нет, и, коснувшись спиной прохладных простыней, Саломия сама притянула Никиту к себе. Он целовал ее все так же жадно и безудержно, она цеплялась то за плечи, то за спину, отвечала на поцелуи и сама его целовала. И все было так гармонично и правильно, как будто это не их первый раз, будто они хорошо знают друг друга, как… как давние любовники!

Вот только как теперь сказать Никите, что для нее это впервые? Да и услышит ли он ее? И нужно ли, чтобы он услышал… Саломия прекрасно помнила, как Никита отзывался о девственницах в разговоре с отцом, им сейчас так хорошо, а она своим признанием только все испортит. А если он узнает потом, какая уже будет разница? Саломия поняла одно, она не сможет ни с кем другим, не потому, что ее первым мужчиной должен был стать Никита, а потому, что это был любимый мужчина.

Нет, она ничего ему не скажет. Она так много читала, как это бывает, конечно, ей было интересно, очень много говорилось, что у всех проходит по-разному, иногда даже совсем безболезненно, и следов может не быть. В крайнем случае можно соврать, что у нее месячные, ведь Никита сам не знает, как это бывает…

Зато тяжесть его тела просто сводила с ума, его жесткие, рваные ласки будили совсем незнакомые ощущения, изнутри, из самых глубин поднималась волна, заполняющая каждую клеточку от кончиков пальцев на ногах до кончиков волос. У нее все получится, все пройдет хорошо…

Саломия обняла впившегося в ее шею Никиту, лаская пальцами затылок, ее вдавило в постель, а потом тело пронзила такая острая боль, что она не смогла сдержаться и вскрикнула. Захотелось столкнуть с себя Никиту, но сильное мужское тело придавило так, что она едва могла дышать. Внутри жгло как раскаленным железом, и слезы потекли сами собой.