Мера ее вины - Хелен Чандлер (2020)

В зале суда было слишком жарко. Кондиционер надрывно выл, и Мария чувствовала, что ей нечем дышать. Она позволила себе на несколько секунд закрыть глаза. Инспектор Антон неодобрительно хмыкнул. Даже с закрытыми глазами она знала, что это он.

— Я не хотела умирать, — сказала Мария. — Несмотря на то что была совершенно несчастной и чувствовала, что нахожусь в безнадежной ситуации, я пока еще не хотела расставаться с жизнью. Но точно знала — не подозревала или представляла, а именно знала, — что Эдвард не остановится, пока я не умру! Я ему надоела. Во мне уже не осталось ничего, что можно было бы сломать и контролировать. Я делала все, что он мне говорил… — «Насколько он знал», — мысленно добавила она. — Единственное, что я могла тогда ему дать, — это возможность посмотреть, как я умираю с лезвием в руке на полу в ванной. Я не знаю, как долго Эдвард собирался ждать моей смерти, но он науськивал меня резаться все чаще и чаще. В то утро, когда он сказал, что разрешает мне порезать себя два раза, я знаю, что он ждал чего-то исключительного. И, если честно, я боялась, что поддамся и сделаю так, как он хочет.

Мария заставила себя посмотреть в сторону присяжных. Это был их момент истины, то, ради чего они каждый день приходили в суд и сидели здесь в жуткой духоте. Джеймс Ньюэлл советовал ей обратиться к присяжным с максимально личностным сообщением.

— Я принялась писать письма и старалась делать это хорошо, но сильно нервничала. Пытаясь успокоиться, выпила несколько чашек чая. Я старалась убедить себя в том, что мне показалось, будто я услышала зловещие нотки в голосе Эдварда. Периодически я проверяла, не течет ли кровь из разошедшегося разреза. Боль от раны усиливалась. Я пыталась придумать способы, при помощи которых могла бы улучшить его настроение. Дом был в идеальном состоянии. На мне была одежда, которая ему нравилась, и моя прическа была аккуратной. В холодильнике лежал стейк, и я заранее нарезала овощи. Вроде бы все было нормально, но я нервничала и не могла найти себе места. Я пыталась убедить себя, что все хорошо, но это было не так. В голове у меня тикали часы, начался отсчет времени. Было такое чувство, словно я уже держу лезвие в руке, а он сидит на кровати, смотрит, дает указания и советы. По мере того как Эдвард все больше возбуждался, он подходил к открытой двери в ванную, чтобы лучше видеть, что я делаю.

Мария посмотрела на судью, которая, наклонившись, положила подбородок на сложенные ладони.

— Он ненавидел меня, — продолжала она. — Мне потребовались годы, чтобы понять это. Я не знаю, почему он меня ненавидел. Я так и не смогла узнать правду и никогда не осмелилась бы спросить, что сделало его таким. Единственное чувство, которое он ко мне испытывал, было презрение. Возможно, я сама в этом виновата. Быть может, ему была нужна сильная женщина, которая могла бы дать ему отпор. Если это так, то он ошибся в выборе партнера. Как бы там ни было, в тот день его ненависть была холодной, как ледяная вьюга, и я чувствовала ее в доме, словно сквозняк.

Эдвард приехал домой рано. Обычно он делал это, когда у него были какие-нибудь хорошие новости, о которых он хотел мне рассказать, — например, его показывали по телевидению или его имя упомянули в крупной газете. В те дни, входя в дом, Эдвард становился очень разговорчивым. Он звал меня в гостиную и подробно рассказывал о том, что произошло. Но в тот самый день он подъехал к дому и долго не выходил из машины. Я слышала, как открылись ворота, слышала шелест гравия под шинами автомобиля, но прошло несколько минут перед тем, как он вошел в дверь.

Это ложь.