Мера ее вины - Хелен Чандлер (2020)

— Вы уверены, что хотите сейчас об этом говорить? До этого вы четко дали понять, что нам надо сконцентрироваться на решении присяжных. Почему вы вдруг изменили свое мнение? — спросил адвокат, снимая парик и вешая его на колено.

— Наверное, потому, что меня отвели в камеру и закрыли за мной железную дверь. Не переживайте, я не сломаюсь. Мне просто кажется, что настала пора готовиться к самому худшему.

Ньюэлл, кивнув, потер друг о друга ладони, словно ему вдруг стало холодно. Мария почувствовала, что на самом деле камера оказалась самым холодным местом, в котором ей пришлось побывать со времени начала жары. Однако почему-то сейчас она не особо радовалась этому факту.

— Все зависит от того, как судья отнесется к тому, что вы говорили. Если она поверит в то, что над вами издевались в течение долгого времени, но при этом у вас не было достаточно оснований прибегать к насилию, она может дать вам достаточно небольшой тюремный срок, скажем, от пяти до десяти лет, принимая во внимание то, что до этого вы не совершали правонарушений.

— А если судья решит, что я — хладнокровная убийца, которая позарилась на деньги мужа?

— Тогда, учитывая тяжесть нанесенных доктору Блоксхэму увечий, вам грозит срок приблизительно в двадцать лет, — ответил адвокат, глядя ей прямо в глаза.

Он даже глазом не моргнул, с уважением отметила про себя Мария, молодец. Впрочем, может быть, это просто часть его работы.

— Из них вы реально отсидите приблизительно две трети срока, — добавил Ньюэлл.

— Все так, как я и предполагала, но мне надо было, чтобы вы мне это подтвердили. Значит, когда меня выпустят, мне будет пятьдесят четыре года… Не самый лучший возраст для того, чтобы начинать новую жизнь. Знаете, мне очень хотелось бы побыть одной. Вы не возражаете?

— Нисколько, — ответил он. — Заседание продолжится через полчаса, и судья произнесет свое заключение. Я попрошу охранников принести вам кофе, не возражаете? По крайней мере, вам было бы неплохо чего-нибудь попить.

Она дождалась, когда за ним закрылась дверь, и только тогда издала стон, который уже давно был готов у нее вырваться. Четырнадцать лет в тюрьме, четырнадцать лет смотрения в стену и мысли о том, как избавиться от тоски. И никакого сада, которым она могла бы заниматься…

Если в этом мире есть справедливость, то Эдвард должен был чувствовать боль, находиться в полном сознании, понимать, что он заперт внутри тюремной камеры собственного тела, слышать и видеть, как вокруг кипит жизнь, частью которой ему уже никогда не суждено стать.

— Я ни о чем не жалею, — произнесла Мария вслух. — Я сама решила так поступить.

И если ей в будущем суждено попасть в тюрьму, то в ее тюремной жизни также будут лезвия, которые можно купить или изготовить самой. Можно использовать приборы из тюремной столовой или что-нибудь из оборудования медсестры, можно сделать их даже из пластика. Мария не боялась боли. Она сделала боль искусством. Лучше пустить себе кровь, чем четырнадцать лет сидеть в тюрьме. Уж лучше умереть, чем провести еще четырнадцать лет с Эдвардом, из-за которого она в этой камере и оказалась. Когда она будет резать себя в следующий раз, ей придется быть более смелой. На самом деле ее выбор не ограничивался только тюрьмой или свободой. Третьим шансом была смерть. Никто из нас не избежит смерти. Она могла принять решение и умереть раньше срока, назначенного судьбой. Эдвард стал инвалидом, а она может истечь кровью и умереть. Может быть, в этом есть какая-то логика и закономерность? Что посеешь, то и пожнешь, подумала Мария.

Глава 27