Немезида - Ю. Несбё (2017)

– В тот же вечер, как только Стефан уселся в автомобиль, я спросил сутенера, нет ли у него покупателя и на меня. Он просиял и попросил меня подождать. Когда он вернулся, я стоял в тени под мостом и смотрел на уходящие и прибывающие поезда. «Иди сюда, синти! – крикнул он. – У меня есть хороший клиент. Богатый партийный функционер. Ну иди же, у нас мало времени!» Я ответил: «Нам надо дождаться поезда из Кракова». Он подошел ко мне и схватил за руку: «Идем прямо сейчас, понимаешь?» Я едва доставал ему до груди. «Вон он, смотри», – сказал я, указывая в сторону путей. Он отпустил меня и поднял голову. Мимо нас длинной вереницей шли стальные вагоны, из окон выглядывали бледные лица. Наконец последовало то, чего я дожидался. Скрежет стали о сталь, когда включились тормоза. Он перекрыл все звуки.

Харри зажмурился, как будто это могло помочь ему понять, правдив ли рассказ Расколя.

– Когда мимо медленно проплывали последние вагоны, я увидел женское лицо, смотревшее на меня из окна. Я как будто встретился с призраком. Она была похожа на мою мать. Я поднял окровавленный нож и показал ей. Знаешь, спиуни, это был единственный момент в моей жизни, когда я чувствовал себя абсолютно счастливым. – Расколь мечтательно прикрыл глаза, как будто вновь переживая эту минуту. – Koke per koke. Голова за голову. Так албанцы говорят о кровной мести. Высший восторг и самое опасное опьянение из всех дарованных людям Господом.

– Что было потом?

Расколь открыл глаза:

– Знаешь, спиуни, что такое baxt?

– Понятия не имею.

– Судьба. Удача и карма. То, что управляет нашей жизнью. Я нашел бумажник сутенера, в нем оказалось три тысячи злотых. Вернулся Стефан; вместе с ним мы перенесли труп через пути и положили в товарный вагон состава, идущего на восток. Сами мы отправились на север. Двумя неделями позже в Гданьске мы пробрались на корабль, который доставил нас в Швецию. Оттуда направились в Осло. Здесь, в Тёйене, был земельный участок, на котором стояли четыре фургона. В трех из них жили цыгане. Четвертый – старый, ветхий, с поломанной осью – пустовал. Он стал домом для меня и Стефана на пять последующих лет. Здесь в рождественский вечер мы отпраздновали мой девятый день рождения. Закутавшись в единственное оставшееся у нас шерстяное одеяло, мы ели печенье, запивая его молоком. На следующий день мы впервые взломали киоск и решили, что наконец-то попали в подходящее место. – Расколь широко улыбнулся. – Это оказалось проще, чем отнять у ребенка конфетку.

Довольно долгое время они сидели молча.

– У тебя такой вид, будто ты все еще не до конца мне веришь, – снова заговорил Расколь.

– Разве это имеет какое-то значение? – грубовато парировал Харри.

Расколь улыбнулся.

– Откуда ты знаешь, что Анна тебя не любила? – в свою очередь спросил он.

Харри молча пожал плечами.

Рука об руку, скованные наручниками, они вошли в «Кишку».

– Не стоит на все сто процентов рассчитывать, что я узнаю налетчика, – предупредил Расколь. – Вполне может быть, что это кто-нибудь из залетных.

– Понятно, – буркнул Харри.

– Отлично.

– Так если Анна – дочь Стефана и он живет в Норвегии, почему его не было на похоронах?

– Потому что он мертв. Сорвался, когда ремонтировал крышу много лет назад.

– А мать Анны?

– Они с сестрой и братом после смерти Стефана подались на юг, в Румынию. Адреса ее я не знаю, да и вообще сомневаюсь, чтобы он у нее был.

– Иварссону ты сказал, что родственники не пришли на похороны, потому что она навлекла позор на всю семью.

– Правда? – В карих глазах Расколя блеснули лукавые искорки. – Если скажу, что солгал, ты мне поверишь?

– Поверю.

– Однако я не лгал. Семья отвергла Анну. Для отца она больше не существовала, он запретил называть ее имя в своем присутствии. Чтобы избежать mahrime. Понимаешь?

– Честно говоря, нет.