Ангелы не умирают - Екатерина Оленева (2017)

Голос Ливиана звучал так спокойно, будто ему не было дела до прошлого. Но сильно сомневаюсь, что это действительно так.

— Это твоя история. Но Виола-то с какой стати отдала своего ребёнка чужому человеку?

— Чужому, своему… да тут чёрт хромой лучше, чем родной отец. Она хотела защитить Артура и защищала, как могла.

— В чём заключалась защита?

— В том, что ребёнок не жил с Рэем. Брэдли выдавал его за своего кровного сына. Даже я узнал о том, что Артур — Кинг лишь после того, как… после того, как он выжил в условиях, в которых кроме нас выжить никто не бы мог.

— А что случилось?

— Он сбросился с крыши тридцатиэтажного дома.

Для меня тема самоубийств с недавних пор по понятным причинам больная тема.

Внезапно я открыл для себя, что при упоминании о суицидниках испытываю отвращение и гнев. Защитная реакция такая? Или, может быть, они для меня как вечный укор, напоминание о собственном неправильном решении?

Я дезертировал с поля боя, бросив всех, кого любил. И это имело последствия. За мою ошибку платили другие. Это омерзительно, до тошноты печально, непоправимо.

— Хорошо, что твой брат выжил.

Мой голос прозвучал холоднее, чем я того хотел.

— Ты так думаешь? А вот я вовсе не уверен. Наверное, я ужасный человек, но думаю, что было бы для всех лучше, если бы Артур добился своего.

— Он очень страдает?

— Судя по всему — да.

— Понимаю. Нет ничего хуже, чем наблюдать за болью любимого человека, не имея возможности помочь.

Ливиан усмехнулся, и его усмешка показалась мне воистину сатанинской.

— На самом деле есть кое-что хуже, Альберт. День за днём терпеть рядом присутствие человека, к которому не испытываешь ничего, кроме брезгливого презрения. Которого охотнее всего покинул бы навсегда, избегая с ним в дальнейшем всякого общения. Знать, что этот человек тоже не горит к тебе нежными чувствами, но быть прикованным к нему цепями долга. Хуже всего не иметь возможности разойтись.

Было такое чувство, будто температура всё время падала. Я поднял воротник пальто, машинально подув на пальцы.

— Я думал, ты любишь своего брата?

— Не люблю. Бывают даже такие моменты, когда я вполне понимаю Каина.

— Тогда почему ты не сбросишь эту ношу? Отдай Артура отцу. Или Энджелу.

— Энджелу? — прорычал Ливиан, так резко развернув машину, что мы лишь по какой-то счастливой случайности не врезались в столб.

Он посмотрел на меня так, будто видел на моём месте своего брата.

— С тех пор, как Артура парализовало, Энджел не навестил его ни разу! У него есть масса других, куда более увлекательных развлечений, чем сидеть с калекой, у которого хватило ума примешивать чувства туда, где им вовсе не место. Энджел ни разу не предложил мне свою помощь. Ни в чём. Как будто не имеет к случившемуся никакого отношения.

Я молчал. Что ж тут скажешь?

Заглушив мотор мы оба сидели и глядели перед собой, погружённые каждый в свои мысли.

Я думал о неизвестном мальчике.

Откровенно говоря, мне его было жаль. Полностью зависеть от такого человека как Ливиан… да от любого человека? Не сахар.

Древние суеверия правы. Все самоубийцы попадают в ад. Он может выглядеть по-разному. И даже со стороны адом вовсе не казаться. Но сути это не меняет.

Мой ад — Синтия.

Ад неизвестного мне Альберта — кто? Ливиан? Энджел?

Он что, действительно влюбился в эту черноглазую белокурую сволочь?

Как можно влюбиться в мужчину? При всём том, что в моём собственном прошлом мужчин было не мало, пусть и в разы меньше, чем женщин, я всё же никогда не понимал, какие эмоции можно испытывать к представителю одного с тобой пола?

Для меня это всегда было игрой. Борьбой характеров. Удовольствием.

Элленджайты любят нарушать запреты, шокировать, ходить по краю, бросать вызов.

Но — любовь?

Если бы я искренне влюбился в мужчину я бы тоже спрыгнул с крыши.