Ангелы не умирают - Екатерина Оленева (2017)

— Твоя очередь, — бросил я.

И, понимая, что разминка закончена, что на этот раз игра пойдёт всерьёз, прислонился к краешку стола, сжимая дрожащими пальцами столешницу.

Рэй не заставил себя просить дважды или долго ждать.

Взяв в одну руку кинжал, брошенный мной минутой раньше, второй он подтянул бокал с остатками вина. Против моего ожидания допивать не стал, выплеснул в камин. Раздавив в ладони хрупкое стекло, второй рукой восстановив надрез на моей почти затянувшейся ране.

Мне понадобилось сделать над собой усилие, когда его намерения стали очевидны, чтобы не двинуться с места, сохраняя показную невозмутимость.

— Оригинально, — фыркнул я.

— Я сам такой. Оригинальный и неповторимый.

С этими словами его, похожая на стеклянного ежа, ладонь вошла в мою открытую рану, проникая под рёбра и заключая моё заколотившееся сердце в себя.

Выражение «осколки больно резали сердце» стало для меня не фигуральным, а действительным.

Когда Рэй сжал моё сердце в кулаке, мир поплыл перед глазами. Боль была неописуемой. Острое стекло впивалось, вонзалось, втыкалось острыми тонкими гранями, разрезая мягкую ткань алой трепещущей мышцы, гоняющей кровь по сосудам. Особенно мелкие стекляшки отправлялись путешествовать вместе с кровью по артериям и венам и субъективно чувствовалось это так, будто по телу бежал огонь.

Хотелось заорать во всё горло, но орать нельзя. Уступать пальму первенства Рэю в чём бы то ни было я не собирался.

Как и Эллинж.

Лучше сдохнуть от болевого шока.

Хорошо ещё, что острота ощущений из-за своей интенсивной не давала мне потерять сознание.

Рэй с усмешкой разжал пальцы и медленно вытащил из меня руку, стряхивая оставшиеся в пальцах осколки на пол.

Те, что остались в сердце, продолжали больно резаться. И даже думать не хотелось о том, как их оттуда извлекать.

— Чем в ответ удивлять будешь? — поднял он бровь, вытирая окровавленную руку о собственную рубашку.

Сам того не замечая, я с такой силой сдавил столешницу, что на ней остались вмятины, а сорванный ноготь кровоточил.

— Разве тебя можно чем-то удивить?..

Я говорил на придыхании и приходилось прилагать усилия, чтобы вообще хоть как-то звучать.

— А ты попробуй.

— Не думаю, что тебя это удивит. Но… согласись, изначально мы не в равных условиях?

— Что ты имеешь в виду?

— У каждого своя острота ощущений. Я предлагаю объединить их.

— Интересное предложение, — фыркнул Рэй. — «Объединять» звучит почти эротично…Конечно, я согласен. Иди ко мне, милый.

При объединении сознаний два мозга, анализирующий каждый свою автономию, будто сливается в один. Чтобы сделать это, контакт должен быть минимально близким — чем ближе, тем лучше. Наши тела соприкасались от плеч до… куда более интимных частей тела. Мы могли чувствовать всю степень возбуждения друг друга. Каждую впадинку, каждую выпуклость.

Руки Рэя сомкнулись в замок у меня за спиной. Горячая кожа. Горячее дыхание.

Со стороны это тоже, наверное, смотрелось горячо.

Мозг, словно компьютер, на мгновение подвис, получив сложную задачу.

Несколько секунд я не чувствовал ничего, кроме того, что органы осязания способны предложить каждому.

Потом меня словно погрузили в ад.

Наша боль, терзающая каждого по отдельности, суммируясь, переросла в то, чему в людском языке нет названия. Подобных ощущений, люди, хвала создателю, не способны ни пережить, ни достичь.

Агония. Тело будто превратилось в расплавленную магму вулкана. Каждая клеточка тела получила возможность гореть самостоятельно. Каждый, самый маленький нерв, ломило от раздражения.

Сознание несколько секунд пыталось держаться, а потом… нет, не исчезло, к сожалению.

Просто ничего в мире не осталось, кроме нарастающей, непрекращающейся агонии и боли.