Водоворот чужих желаний - Елена Михалкова (2008)

— Тебе по-хорошему сказали, а ты, Паша, не понял. Скажу второй раз, по-плохому — не лезь к ней! Не по твоим соплям Оксана!

— А будешь лезть, — снисходительно заметил сверху средний брат, Колька, — станешь песочек есть.

Все трое заржали. Пашка выплюнул песок, мотнул головой.

— Вот и погутарили, — подытожил Кирилл. — Смотри, Паша! Сегодня ласковый разговор был, понял? В третий раз такого не дождешься.

Сквозь красноватую пелену перед глазами Пашка видел три пары ног, удаляющихся по проселочной дороге. Он моргнул, почувствовав резь в глазах, сел и провел рукой по лицу. На ладони остался грязно-кровавый след. Ощупал языком зубы и с облегчением убедился, что вроде бы все целы. А вот нос, из которого беспрерывно капала кровь, оставляя темные вмятинки в пыли, на ощупь показался ему свернутым.

— Вот же гады, а! — сдерживая слезы, сказал Пашка. — Втроем на одного!

Самым обидным для него было не то, что его избили, — этого он подсознательно ждал с того вечера, как пошел провожать после танцев красавицу Оксану, опередив нагловатого Кирилла. С братьями Сковородовыми редко кто в селе связывался: за ними ходила слава парней отчаянных, готовых на многое. Нет, Пашка испытывал горькое унижение от того, что его ткнули лицом в песок, как беспомощную собачонку или напакостившего кота.

Он вытер о рубашку разбитые костяшки пальцев и беспомощно выругался. Сволочи! Вот сволочи! И ведь ничего не поделаешь, не видать ему теперь Оксаны как своих ушей, если только он не решит, что красавица ему важнее собственной жизни. Сковородовы словами зря не бросаются: вилами в бок ткнут — и прощай, Паша Буравин. «Кирилл у них заводила, даром что младший. Он же и ткнет, не погнушается. Хорошо, если насмерть, а ну как покалечит?»

Нещадно болел правый бок, и Пашка, поморщившись, расстегнул рубашку и ощупал ребра. Когда из-за пазухи выпала деревянная фигурка, он понял, отчего так болело, и помянул недобрым словом Марью Авдотьевну. Впрочем, в следующую секунду устыдился: «Она мне помочь хотела, а я ее матом крою. Что она там говорила про русалку? Желания исполняет?»

Он шмыгнул носом, вытер перепачканные ладони о рубашку, которая теперь была не намного чище. Так же аккуратно, сам не зная зачем, обтер русалку. Положил ее на ладонь и провел пальцем по гладкому дереву.

— Эх, исполняла бы ты и в самом деле желания!

«И что бы ты загадал?» — спросил в голове чей-то чужой голос, не Пашкин.

— Что загадал? Уж придумал бы, что!

Он задумался на секунду, вспомнил, как задохнулся дорожной песочной пылью, и его охватила ярость.

— Чтобы Кирилл сдох, вот что бы я загадал! Чтоб его самого, гада, кто-нибудь вот так… мордой… в песок… — Пашка всхлипывал, бормотал себе под нос. — И пусть там полежит, зараза! А потом раз, и все — нету Кирилла Сковородова! Исчез! Жил, жил, да весь кончился. Сволочь! — Он и сам не заметил, как перешел на крик.

На деревянную фигурку упала капля крови и растеклась по ее тонкому лицу.

Пашка разом опомнился, стер кровь, вытер слезы. «Совсем я с ума сошел. Сижу в пыли, на дороге, ору на деревяшку. Вроде и не били меня сильно-то по голове…»

Он встал и, прихрамывая, пошел к дому, сворачивая к огородам.

Вечером Пашка помогал отцу разбирать блесны. Мать стонала и охала, время от времени порываясь то протереть сыну лицо каким-то особым отваром, то приложить медных пятаков. Пашка хмуро отворачивался. Пятаки он приложил и сам, как только пришел домой, а отвар вонял так, что перебивал даже запах сушеных грибов Марьи Авдотьевны, заботливо перебираемых матерью на предмет проживания в них червяков.

— Зачем же ты в драку-то полез? — причитала мать. — Вот отправила дурака на свою голову к тетке Марье!

— Никуда я не полез! Бать, скажи ей.

— Перед Зинкой стыда не оберемся! Приехала в кои-то веки погостить, и на тебе — племянник весь такой красивый, что хоть не смотри на него! Сделал подарочек ко дню рожденья!