Железный крест - Камилла Лэкберг (2011)

Со времени последней отсидки отца прошло уже много лет, но это вовсе не значило, что он стал лучше. Умнее — да, но не лучше. Он пошел другим, более изощренным путем. А Челль, что и следовало ожидать, выбрал свой путь — прямо противоположный отцовскому. Он писал о националистских ксенофобских организациях с такой свирепой яростью, с таким гневом и презрением, что имя его стало известно далеко за пределами газеты «Бухусленец», где он числился корреспондентом. Он часто летал из Тролльхетена в Стокгольм — его приглашали на телевизионные дебаты. Он говорил о разрушительной сути неонацистских движений, о том, каким способом общество может и должно им противостоять.

В отличие от многих других полемистов, которые с отвечающей духу времени политкорректностью предлагали пригласить на эти дебаты самих неонацистов для, так сказать, открытой дискуссии, Челль придерживался твердой линии — их не только нельзя никуда приглашать, их вообще не должно быть. Они не имеют права на существование. Каждое их действие должно встречать мощное и решительное противодействие, и где бы они ни появились, им нужно немедленно указать на дверь. Этой нечисти не место среди нормальных людей.

Челль припарковал машину у дома своей бывшей жены. На этот раз он даже не позвонил — бывали случаи, когда жена, узнав о его приходе, нарочно уходила. Он не стал полагаться на случай — долго сидел в машине в полутора сотнях метров от ее дома. Когда она наконец подъехала, вышла из машины с двумя бело-зелеными пакетами «Консума» и скрылась в подъезде, он переставил машину поближе и постучал. Она открыла дверь, и лицо ее мгновенно приобрело устало-скучающее выражение.

— Что тебе надо?

Сухая, чуть ли не презрительная интонация. Челль подавил приступ бешенства. Она должна понять, насколько это серьезно. Она должна понять, что пора принимать срочные меры. Он никогда не мог полностью избавиться от чувства вины перед ней, и это только усиливало его раздражение. Неужели Карина все еще считает необходимым показывать, насколько она оскорблена и раздавлена его уходом? Прошло уже десять лет!

— Нам надо поговорить. О Пере. — Он бесцеремонно протиснулся мимо нее в прихожую, демонстративно снял обувь и повесил куртку на вешалку.

Карина, как ему показалось, собиралась было запротестовать, но вместо этого пожала плечами и направилась в кухню. Встала спиной к мойке и по-наполеоновски скрестила руки на груди, словно готовясь к решающему сражению. Эта хореография повторялась каждый раз. Он уже привык.

— Что у тебя теперь? — Она тряхнула головой, челка, как всегда, упала на лоб, и она поправила ее указательным пальцем.

Челль видел этот жест тысячу раз, и когда-то он волновал его безумно. Первые годы жизни. Потом его начала заедать обыденность семейных проблем, любовь поблекла и выветрилась, и он выбрал иную дорогу. Правильно он поступил или нет — это другой вопрос, на который ответа до сих пор не было.

Он вытянул из-под кухонного стола табуретку и сел.

— Мы должны решить этот вопрос. Пойми, сам по себе он не решится. Если человек сворачивает на эту дорогу…

— Кто тебе сказал, что я считаю, будто все решится само по себе? У нас просто разные взгляды на решения. У тебя один, у меня другой. И отослать Пера — это не решение, это даже ты мог бы сообразить.

— Неужели ты не понимаешь, что мы должны вырвать его из этой среды? — Он нервно провел рукой по волосам.

— Насколько я понимаю, под «этой средой» ты подразумеваешь своего собственного отца! — В голосе Карины прозвучало нескрываемое презрение. — Думаю, тебе самому неплохо бы решить с ним свои проблемы, прежде чем втягивать в вашу вражду Пера!