Черный пудель, рыжий кот, или Свадьба с препятствиями - Елена Михалкова (2015)

Пудель был стар и болен. Он пускал газы, мочился под себя, хромал и горбил спину. Его рвало на Елизаветины ковры. Его мучил понос.

Старуха притащила к себе ветеринара и четыре часа не выпускала из дома. Уже наблюдатели решили, что ведьма сожрала его, раз с пуделем не сложилось, но тут ветеринар выполз, качаясь, как былинка на ветру.

– Что там, что? – бросились к нему.

– Брокколи… – слабеющим языком выговорил ветеринар и упал лицом в траву.

7

– Прикинь, она целый огород для него вырастила. Диету, значит, подбирала.

– Собакам же нельзя брокколи, – перебил Илюшин.

– Если немножко, то можно. Оказалось, что этот ее Лаврентий за брокколи душу свою блохастую продаст. Ну и она и угощала его по чуть-чуть. Травки какие-то для него выращивала… Уколы делала. Заботилась, короче.

Илюшин помрачнел.

– Жалко пса. Только свезло бедному на старости лет.

– Ты не торопись его жалеть, – ухмыльнулся Сергей. – Я же тебе про наследство еще не досказал.

Макар вскинул бровь. Бабкин выдержал паузу и широким жестом открыл карты:

– Пудовкина оставила дом Григорию Лобанову с условием, что он будет заботиться о пуделе Лаврентии до конца его дней.

– Чьих дней?

– Кобеля. Но вопрос хороший, грамотный. Показывает, что ты понимаешь логику Пудовкиной. Потому что смерть Григория эта ведьма тоже обговорила.

– И кому тогда перейдет пудель? – с некоторой опаской поинтересовался Илюшин.

– Варианты?

– Жене его!

– Ничего подобного. Маргарите Сысоевой, дочери Нины.

– А дом?

– Вот про дом ничего не знаю, – покаялся Бабкин.

– Ты же понимаешь, что с точки зрения закона вся эта завещательная конструкция не просто шаткая, а разваливается на части? Вступит Григорий в права наследования, подсыпет утром псине крысиного яда – и все.

Бабкин кивнул.

– Может, да. Но ты учти, что это Шавлов. Все уже в курсе завещания. На Григория смотрят внимательнее, чем на Анджелину Джоли на красной дорожке. И если он обидит этого пуделя-страдальца, ему это потом припомнят. Не потому, что здесь пуделей любят. А просто провинциальный городок ошибок не прощает.

– Брось! Что ему, алкашу!

– За алкоголизм его никто не осудит. А за пуделя подвергнут этой, как ее…

Бабкин защелкал пальцами. Теперь настала очередь Илюшина взирать на него со злорадством.

– Инфекции? – с лицемерным сочувствием предложил Макар, глядя, как мучается приятель.

– Нет!

– Резекции?

– Да ну тебя!

– Овации?

– Иди к черту!

– Обструкции, – сжалился Макар.

– Точно! Обструкции!

Бабкин облегченно выдохнул.

Илюшин поднялся и отряхнул джинсы. Над его головой с негромким треском зажегся фонарь, и сразу стало видно, что вокруг стемнело. Какая-то мысль издалека царапнула Макара: словно кошка высунула лапу из-под дивана и сразу спряталась. «Стало видно, что стемнело, лишь когда включили фонарь…»

Но все мысли перебивал образ бритого налысо пуделя.

– Значит, дом наследует Григорий… – вслух подумал Илюшин. – Если он помрет после вступления в права наследования, то кому останется имущество? Очевидно, его жене.

– Если внебрачные детишки не понабегут со всех сторон!

– Могут, – признал Макар. – Григорий у нас мужчина пылкий и любвеобильный. А скажи, мой осведомленный друг, про Ивана Кожемякина ничего не известно в контексте завещательных распоряжений? Может, старушка сидела на акциях «Газпрома» и оставила внучатому племяннику десяток-другой?

Бабкин развел руками.

– Понятия не имею. Ни одного упоминания о Кожемякине сегодня не слыхал.

– Значит, пока убийство напрямую выгодно Григорию. А косвенно – его жене.

Сергей тоже отлепился от дерева и с наслаждением потянулся. Трех маргинальных личностей, топтавшихся в отдалении с надеждой выпросить у этой парочки десятку-другую, как веником смахнули.