Идеал - Сесилия Ахерн (2017)

Я стала проталкиваться вперед, и мне охотно уступали дорогу, никто в первые ряды не рвался. Мы же здесь не по своей воле собрались. Креван заметил, как я пробираюсь к помосту, а я того и добивалась – я сбила его с мысли.

Он приостановился, растерявшись на миг, потом собрался. Арт тоже увидел меня, осмотрел с ног до головы – в этой красной комбинации, точно такой же, как на тысячах других женщин. Не знаю, что он видел, когда смотрел на меня, – не до него, я должна была полностью сосредоточиться на Креване.

– Дамы и господа, я собрал вас здесь, чтобы поблагодарить за участие в городском параде. Спасибо, что уделили нам время. Сегодня по всей стране в больших и малых городах прошли такие же процессии: Заклейменные на своем примере показывают соседям, как общество очищается от своих пороков. Я собрал вас здесь, чтобы сообщить вам о новой стратегии.

Что-то было в его глазах, в странных движениях губ – я почувствовала, как ужас медленно заползает мне под кожу.

– Вчера мы с премьер-министром Перси обсудили новый план. Мы назвали его Окончательным решением.

Тихий ропот.

– До сих пор Трибунал считал правильным позволять Заклейменным жить в обществе, чтобы граждане видели, что может произойти, если поддаться слабости, поддаться своему несовершенству. Однако в последнее время, в связи с нарастающей угрозой и вспышками насилия, – теперь он глядел на меня в упор, – стало ясно, что совместное существование двух групп населения неблагоприятно. Настала пора в интересах всех и каждого внедрить новую систему. Окончательное решение проблемы Заклейменных предполагает устройство Заклейменных в отдельных поселениях, где они смогут свободно существовать совместно, среди подобных себе, следуя правилам Трибунала.

Поднялся гул, люди начали возмущенно кричать. Как бы он ни формулировал, как бы ни пытался навести глянец, мол, так будет свободнее самим Заклейменным, – ничего хорошего в этой затее нет. И меня тоже затрясло.

– Хотите загнать нас в резервацию! – крикнул один.

– В гетто!

– В лагерь!

– Это не резервация, не гетто и не лагерь, – преспокойно отвечал Креван. – Однако мы все понимаем, что Заклейменные не могут жить среди нормальных членов общества.

Поверх криков толпы он продолжал, обращаясь главным образом к телекамерам:

– План подготовлен, и новое правительство сразу начнет его осуществлять.

С уверенной, спокойной улыбкой он смотрел в камеру. Мне вспомнилось, как такой же улыбкой он ободрял меня в прошлой жизни. Все будет хорошо, Селестина. Когда я впервые встала на водные лыжи. Когда Арт впервые сел за руль. Когда я собиралась с духом, чтобы попробовать устрицы. И когда умерла мама Арта мы вернулись с похорон, Арт рыдал, я обнимала его, а Креван остановился на пороге и вот так же поглядел на нас. Всегда его взгляд ободрял меня: «Все будет хорошо, Селестина».

И сейчас, когда толпа разразилась гневными воплями, когда Креван сошел с помоста и его длинный плащ развевался за его спиной, и Арт в изумлении поплелся следом за отцом, и стражи надвинулись на нас, выставив перед собой щиты, занеся дубинки, ожидая бунта, – и сейчас я чувствовала, как струятся по щекам напрасные слезы.

Нет, ничего не будет хорошо. Не может быть хорошо.

Я увидела ту полную старуху, с которой мы вместе были в доке, – она все так же пыталась руками прикрыть свое тело, униженная, растерянная, она рыдала, совершенно одна, посреди разразившегося безумия. Потом к ней подошла другая женщина, они плакали вместе, держась за руки. Рядом мальчишка, на вид моложе меня, долговязый, кожа да кости, не боец. Женщина взяла его за руку, так они втроем и стояли, словно на общей молитве. Там и сям люди, группы людей, пытались заговаривать со стражами, что-то доказать. И я видела, как нарастает гнев и уже недалеко до столкновения.