Спящие красавицы - Стивен Кинг (2018)

– Следи за языком, заключенная.

– Или что? Стукнешь меня дубинкой по голове и вырубишь? Валяй. Наверное, это единственный способ.

Куигли не ответил. Он выглядел измотанным. Мора не понимала почему. Его это не касалось. Ни один мужчина не выдержал бы такого испытания.

– У тебя бессонница, да? – спросила Энджел.

– Да. Свой свояка узнает издалека.

– Повезло нам.

Ошибаешься, подумала Мора. Не повезло.

– Это Кейли? – спросила Джанетт.

– Нет, – ответила Мора. – Под этой дрянью Вупи гребаная Голдберг.

– Я сожалею. – По лицу Джанетт чувствовалось, что она действительно сожалеет, и от ее жалости у Моры защемило сердце. Она не хотела давать волю чувствам. Не желала плакать перед дежурным Куигли или, если на то пошло, перед этими молодухами. И не стала.

– Проходите уже.

Когда они укатили свою гребаную тележку с кофе и соком, Мора наклонилась над спящей сокамерницей… если это можно было назвать сном. Море представлялось, что это магические чары из сказки.

Любовь пришла к ней поздно, и казалось чудом, что она вообще пришла. Мора это знала. Словно роза расцвела в воронке от бомбы. Ей бы испытывать благодарность за время, которое им удалось провести вместе, об этом твердили поздравительные открытки и попсовые песни. Но, глядя на чудовищную мембрану, закрывавшую лицо Кейли, Мора чувствовала, что колодец благодарности, всегда мелкий, теперь пересох полностью.

Чего нельзя было сказать о ее глазах. Когда дежурный Куигли и кофейная команда скрылись из виду (оставив только резкий запах этого странного варева), она дала волю слезам. Они падали на белое вещество, покрывавшее лицо Кейли, и это белое вещество с жадностью их впитывало.

Если она где-то близко, если я смогу заснуть, может, я ее догоню. И дальше мы пойдем вместе.

Но нет. И все из-за бессонницы. Мора жила с ней с той ночи, когда методично убила всю свою семью, последним – Слаггера, немолодую немецкую овчарку. Гладила пса, успокаивала, дала лизнуть руку, а потом перерезала горло. Если за ночь ей удавалось забыться на два часа, она считала себя счастливой. Очень часто не удавалось… а ночи в Дулинге бывали длинные. Все эти годы бессонница была ее истинной тюрьмой. Бессонница не знала границ, и у нее не удавалось получить поблажку за примерное поведение.

Я буду бодрствовать после того, как большинство заснет, думала Мора. Дежурные и заключенные. Я буду править этим заведением. При условии, что решу остаться. И зачем мне отсюда убегать? Она может проснуться, моя Кейли. С этой новой заразой все возможно. Ведь так?

Мора не могла петь, как Кейли, черт, конечно, нет, ей медведь на ухо наступил, но была песня, которую Кейли особенно любила, и теперь Мора запела ее, поднимая и опуская колени, будто управляя педалями невидимого органа. Муж Моры постоянно слушал эту песню, так что Мора выучила слова наизусть. Кей однажды услышала, как Мора пела ее себе под нос, и потребовала, чтобы Мора научила ее. «Какая непристойность!» – воскликнула она. Песню выпустила на виниле какая-то группа придурковатых картофелеедов[28]. Вот сколько времени Мора провела за решеткой. У ее мужа была большая коллекция виниловых пластинок. Но он остался в том самом далеком прошлом. Мистер Данбартон заснул вечным сном ранним утром 7 января тысяча 1984 года. Она начала с него, вонзила нож прямо в грудь, вонзила, как лопату в жирную глину, и он сел, и глаза его раскрылись, и в них застыл вопрос: Почему?

Потому – вот почему. И она убила бы его и всех остальных, убивала бы снова и снова, в этот самый момент, если бы этим вернула себе Кейли.

– Слушай, Кей, слушай. А в тюрьме, что близко, семь десятков женщин… Вот бы где счастливо я бы обитал…

На экране маленького телевизора полыхал центр Лас-Вегаса.

Она наклонилась и поцеловала белый кокон, скрывавший лицо Кейли. Вкус показался ей горьким, но она не обратила на это внимания, потому что под коконом была Кейли. Ее Кей.