Волчья река - Рэйчел Кейн (2019)

– Мне никогда не говорили, что его нашли, – произносит Сэм. – Полагаю, кто-то обнаружил его и послал мне как ближайшему родственнику. – Он открывает дневник и листает страницы. Останавливается. – Вот здесь она говорит о том, как разыскивала меня и обнаружила, что я в командировке. Где-то у меня было ее первое письмо. Я сохранил их все.

Я слышу, насколько сильно это бьет по нему. Не могу себе представить, каково это: видеть отблески жизни, полной самых светлых надежд, и знать, что эта жизнь была резко и жестоко оборвана.

– Сэм… – Не знаю, нужно ли говорить ему, что мне жаль. Даже не знаю, жаль ли ему самому. Может быть, это послание – добрый знак. Может быть, оно как-то поможет ему справиться с застарелым горем. – Сэм, возможно, тебе следует остановиться. Мы не знаем, кто прислал этот дневник.

Сэм не слушает меня. Он читает и тихо смеется.

– Боже, она совсем не умеет вести дневник… Она пропускает по нескольку недель разом, а потом в подробностях описывает свой ужин. Еще две недели – и пишет про собеседование. – Переворачивает еще несколько страниц, читает, поднимает взгляд на меня; в глазах стоят слезы. – Она пишет о первом нашем с ней видеозвонке. Я был таким идиотом… Я вел себя так, как будто это сущая ерунда – найти ее. Мне следовало…

– Сэм, пожалуйста, не надо.

– Но ей от этого было больно, – говорит он и садится в ближайшее рабочее кресло: в мое. – Господи, я и не понимал, как больно ей было думать, что мне все равно. Я заставил ее плакать, Гвен. Из-за ничего. Только потому, что хотел показаться крутым парнем…

Подхожу к нему, кладу руки ему на плечи, целу́ю в макушку.

– Но вы оба справились с этим, верно?

Слушая все это, я чувствую себя ужасно. В этот момент он думает только о своей сестре и ее жизни. А я уже думаю о ее смерти и о том, что это случилось в моем доме. О том, что в этом был виноват мой муж. Эти двое мертвецов всегда стоят между нами.

Сэм делает глубокий вдох, выдыхает, затем переворачивает еще несколько страниц, молча читает. Я остаюсь рядом с ним, ибо знаю, что сейчас он не хочет быть один.

– Да, – отвечает наконец Сэм. – Мы справились с этим. Мы подружились. – Он останавливается на очередной странице. Она исписана округлым женственным почерком, фиолетовыми чернилами. Четкие, уверенные, полные радости строки. – Черт. Это… это последний раз, когда мы говорили. Она собиралась написать мне письмо. Но я так и не получил его. Гвен… он схватил ее всего четыре дня спустя после того, как она это написала.

У меня внезапно возникает предчувствие, и я хочу выхватить тетрадку у него из рук. Хочу остановить его здесь, на этом месте, как бы печально это ни было.

Но я этого не делаю, и он переворачивает страницу.

Те же самые фиолетовые чернила.

Совсем другой почерк.

Сэм от потрясения вздрагивает всем телом – словно кто-то ударил его шокером, – и я в тот же миг узнаю́ этот почерк.

С опозданием на секунду.

– Это он, – говорит Сэм. Я знаю это. Я только что поняла, что происходит, чьи это записи. Голос Сэма становится другим. Низким. Хриплым. Лишенным эмоций – но в нем слышатся отголоски надвигающейся волны, цунами ужаса и ярости, и я уже чувствую шок, охвативший его. И меня. – О господи… Он написал это. В ее дневнике.

– Не надо, – говорю я и пытаюсь выхватить у него тетрадь, как должна была сделать это минутой раньше. Он отворачивается и продолжает смотреть на страницу. – Сэм! Нельзя этого делать! Он хотел, чтобы ты сделал это!

Мэлвин любил такие игры. Любил запутывать людей в паутине эмоций. Я не знаю, как он это делает сейчас, но могу предположить: у него были сообщники, которые хранили то, что он им передал, – вместе с указаниями о том, что, кому и когда отправить.

Таким он и был: он измыслил способы причинять нам боль, контролировать нас даже из могилы.