Час расплаты - Луиза Пенни (2018)

– Пример, – поправил ее Гамаш. – Наглядный пример того, к чему может привести порча. Она забрала у Мишеля Бребёфа все, что было для него важно. Коллег, друзей, самоуважение. Карьеру. Семью. Он потерял все. Серж Ледюк обещал кадетам власть и вознаграждение. Мишель Бребёф – реальный образец того, что на самом деле происходит с коррумпированными офицерами полиции.

– Он знает об этом?

– Он знает, что получил шанс искупить свою вину. Закрыть ворота.

Изабель слегка наклонила голову набок, не поняв аллюзию.

– А что, если он не станет и пытаться искупать вину? – спросила она. – Что, если он видит в этом шанс вернуться? Что, если он вернулся к прежнему и нашел здесь благодатную почву для себя? Вас не тревожит, что соединение Мишеля Бребёфа, Сержа Ледюка и кадетов, которые легко поддаются на их уловки, может обернуться катастрофой?

– Конечно тревожит! – рявкнул Гамаш, но тут же взял себя в руки. Он посмотрел на нее острым взглядом, в глубине которого таился гнев. – Даже не думай, что это не тревожит меня каждое мгновение каждого дня. Но как тушат пожар? Другим пожаром.

– Управляемым огнем, – уточнила Изабель Лакост и повторила, понизив голос: – Управляемым.

– Ты намекаешь, что я потерял управление?

– Из академии вывозят тело в морг, а ваши кадеты освистывают вас. – Она вздохнула. – Да, мне кажется, вы потеряли управление. И пожалуйста, знайте: я говорю это с глубочайшим уважением к вам. Если кто и мог бы решить проблемы академии, то только вы.

– Однако ты считаешь, что я усугубил ситуацию?

Она открыла рот и тут же закрыла его.

– Я не собираюсь сидеть здесь и рассказывать тебе, что убийство Сержа Ледюка входило в мои планы, – сказал Гамаш. – Или что я думал хоть о чем-то отдаленно похожем. Но я не отступлю. Ты никогда не убегала от трудностей, Изабель. Даже когда могла. Даже когда тебе следовало так поступить, чтобы спасти себя.

Он улыбнулся, глядя на нее темно-карими глазами. Ей вспомнилось, как он смотрел на нее, когда умирал на полу заброшенной фабрики, а она, Изабель, отчаянно пыталась остановить кровь. Отовсюду раздавались автоматные очереди, пули крошили стены вокруг, в воздухе висела пыль, слышались крики и стоны умирающих.

Она оставалась с ним. Держала его за руку. Слушала то, что могло (и оба это знали) стать его последними словами: «Рейн-Мари».

Он передал это имя Изабель Лакост. А с ним – свое сердце и душу. Все свое счастье и просьбу о прощении. «Рейн-Мари».

Гамаш выжил. И Изабель не пришлось передавать его последние слова адресату.

– Я не убегу и сейчас, – сказал он. – Мы доведем дело до конца.

– Oui, – сказала она.

– Мы попадали в переделки и похуже, правда, Изабель?

Она улыбнулась:

– Попадали. По крайней мере, кадеты не вооружены и не стреляют в нас. Пока.

Гамаш хрипловато хохотнул:

– Я попросил шефа полиции забрать все боеприпасы из оружейной комнаты. Оружие остается, но стрелять будет нечем.

Ее улыбка померкла.

– Я шутила. Неужели вы и вправду ожидаете бунта в таком масштабе?

– Я не ожидал убийства, – ответил Гамаш. Еще никогда он не был так серьезен. – Кадеты должны быть в безопасности. Единственное, что опаснее убийцы, – это убийца, загнанный в угол. В данном случае он загнан в угол внутри академии. И нужно сделать так, чтобы в его распоряжении не могло оказаться оружия.

– Или армии, – сказала Лакост, вспоминая реакцию аудитории. – Серж Ледюк имел немало сторонников.

– Верно. Но ты видела хоть каплю скорби?

Этот вопрос застал Лакост врасплох, и после краткого размышления она отрицательно покачала головой:

– Нет.

– Нет, – подтвердил Гамаш. – Проблема с пузырьками с державных уст.

– С державных уст?

– Их всех ждет эта же судьбина, – сказал Гамаш. – Если бы Жан Ги был здесь, он бы оценил эти слова по достоинству.

– Еще одно стихотворение? – спросила Лакост, не сомневаясь, что так оно и есть.