Нет кузнечика в траве - Елена Михалкова (2018)

Становится тихо. Оля видит неотчетливую зыбкую тень рядом со своими перепачканными коленями. Непереносимо хочется обернуться. Но она откуда-то знает, что оборачиваться нельзя. То, что находится за спиной, существует лишь до тех пор, пока на него не взглянешь.

Тихий звук, похожий на усталый выдох, проносится над кладбищем. Лист лопуха в руке девочки вдруг насыщается цветом, словно его окунули в зеленую гуашь. Над ухом звенит комар.

Оля встает, машинально сует лист в карман. И, не отряхивая колен, идет в сторону Димкиного дома.

Синекольский просьбе не обрадовался. Он собирался вечером смотреть передачу вместе с бабкой – едва ли не единственное их совместное времяпровождение, поддерживавшее в нем иллюзию близости. Димка помогал Оле во всем. Он был посвящен в каждую деталь замысла. Но чем больше времени они проводили вместе, тем больше у него набиралось дел, которыми он занимался без нее. Как будто упрямо очерчивал круг, в который девочке не было доступа. Место, где нет Оли и ее отца.

Оля молча соглашалась.

Однажды ей пришло в голову, что Синекольский приходит на ферму Бурцева не из-за нее, а из-за голубя.

Она, наверное, и сегодня уступила бы. Димка ныл, что бабка рассердится и что на ферме и без него все в порядке, зачем что-то менять… земля эта еще… что придумала! Но услышав про землю, девочка вздрогнула и почти бездумно сказала: «Кстати, карточки Маринины можешь оставить себе».

Синекольский побледнел. «Какие карточки?» – спросил он тонким голосом. «Я без понятия, – сказала Оля. – Это тебе Марина передала».

Димка сделал шаг назад и отчетливо стукнул зубами.

«Что?» – спросила Оля.

«Ага. Карточки. Хорошо».

Три слова дались ему с трудом.

«А ферма?» – спросила Оля.

«И ферма».

Больше они не разговаривали. Оля быстро ушла, погруженная в задумчивость, и через полчаса вообще забыла, что была у Синекольского.

3До вечера она проводит время одна на краю Ямы. Сюда запрещено ходить детям, и, кроме Оли, вокруг на несколько километров никого нет. После гибели Мани возобновились разговоры о том, чтобы разобрать свалку. Но гигантская мусорная куча давно стала неотъемлемой частью Русмы. Она важнее, чем Пудра.

Яма убила живую речку, убила зеленый овраг. Зато сохранила никому не нужную память. Умрут люди, помнившие тех, чья собственность свалена в общую кучу. Их воспоминания навсегда исчезнут вместе с ними. А скупая Яма сберегла платья, в которых танцевали; ложки, которые окунали в кисель; патефон, в котором бурлила музыка. Вон он, внизу – из-под груды потрепанных журналов торчит угол коричневого ящика и вывернутая серебряная трубка.

Не странно ли, что смерть владельцев вдохнула в их вещи искру жизни? Что сейчас, гниющие на свалке, они сильнее и страшнее, чем тогда, когда принадлежали материальному миру своих хозяев?

Оля с мамой тоже вещи. Вещи, принадлежащие отцу. Что случится с ними после его смерти? Очнется ли мама от своего глухого забытья?

«Интересно, кто сильнее – отец или Яма?» – думает Оля. И сама не понимает, как такая странная мысль пришла ей в голову.

Потом она просто сидит, вдыхая тянущийся снизу запах влажных гнилушек. Как хорошо ни о чем не думать! Все эти дни мысли носились в ее голове, точно попавшие в ловушку крысы, и скреблись изнутри, и визжали. Стоило лечь спать, и какая-нибудь обезумевшая мысль принималась царапаться особенно яростно.

Но сейчас в Олиной голове тишина. Утром – кладбище. Вечером – Яма, которая, по сути, тоже не что иное, как кладбище. Вот бы после смерти некоторых людей оставались только вещи! Никаких воспоминаний! Вещи легко забыть. Их можно выкинуть.

Девочка скользит взглядом по застывшим волнам мусора и закрывает глаза, когда ветер дует ей в лицо.