Нет кузнечика в траве - Елена Михалкова (2018)

К своей калитке Оля подходит, когда уже начинает смеркаться. На улицах не встретишь никого, кроме кошек, – весь поселок смотрит вечерний повтор «Счастливого случая». В каждом доме два окна желтые, а третье мерцает голубоватым – там-то все и сидят, скучковавшись перед телевизором, точно племя возле костра, когда сытый шаман заводит историю о тигре-людоеде.

В Олином доме из всех окон падает теплый золотистый свет.

– А вот и Лелька! – отец приветственно машет из кресла.

Мама сидит на полу, подстелив старую простыню, и перебирает крупу. Гречка в местном магазине грязная, с мелкими камешками. Попадет такой во время ужина – и прощай здоровый зуб. Пухлая ладонь разравнивает гречку, мама пристально вглядывается, словно пытаясь обнаружить вражеского партизана, переодевшегося в солдатскую форму. Выуживает противника двумя пальцами и бросает в миску. Бряк! Бряк! Бряк!

– Я к тебе сейчас приду, – говорит Оля. – Только руки помою.

– Я уже почти справилась.

Бежевые волны гречки вокруг мамы говорят об обратном.

– Правильно, помоги матери, – отзывается отец. – А то шляешься целыми днями. Ни прибраться, ни по огороду…

– Прибираюсь я!

– Знаю я, как ты прибираешься…

Отец ворчит. Однако как Оля ни вслушивается, в его упреках нет угрозы. Он добродушный глава семейства, поучающий свою дочь больше по привычке, чем по необходимости.

– Где шлялась-то? Рассказывай!

Оля на ходу выдумывает историю о походе в лес. Они болтают с отцом, пока мать молча продолжает свою работу. Шуршит гречка, звякают камешки о дно эмалированной миски, басовитый хохоток отца перебивает Олин рассказ о Димке, который полез в дупло и застрял.

– Ха-ха! Рукой, значит… И чего, по локоть? А ты чего? А дрозды, значит, вьются? Ах-ха-ха!

Успокоившись, он утирает выступившие от смеха слезы.

– Поужинай. Косточки вон торчат, смотреть страшно.

На столе преют под крышкой блины. Девочка заворачивает в верхний кусочки селедки. Сладкий блин с соленой селедкой – это очень вкусно.

– На улице чего-то тихо. – Отец приподнимается, смотрит в окно. – Не гуляет никто. Дождь, что ли, собирается?

– Не. Все передачу смотрят.

– Это какую?

– «Счастливый случай».

– А мы чего ж сидим? Натаха, включи-ка.

Мама коротко взглядывает на отца. Руки ее в пыли от крупы, спина согнута.

– Включи сам.

Он вздыхает и трет переносицу.

– А ведь я этот «Сони» в восемьдесят восьмом привез из рейса. В Гамбурге стояли, как сейчас помню… Порт, конечно, огромный. Целый город! Всю Русму можно в один пароход посадить. Лодочки такие бегают… черно-желтые… Видала ты, Оль, черно-желтые лодочки?

Девочка качает головой и мычит. Рот ее забит блинами. Она, оказывается, жутко проголодалась, пока шлялась по поселку.

– Но больше всего я на асфальт глядел. По нему идешь – а он такой чистый, что на нем спать можно. Потом увидел, что наплевано, и даже полегчало. Там у нас смешная история вышла. Вода нужна была питьевая на обратный путь. Подъехала машинка, тоже чистенькая, как игрушка. И шланги чистые, без запаха. Закачали две цистерны. Капитан подходит, принюхивается – а там не вода, а топливо! Еж твою медь! Топливо залили вместо воды, можешь представить? Капитан давай глотку драть! Аж перепонки лопаются. Вахте, понятно, люлей выписали, а потом вся команда наш питьевой танк отмывала от солярки – ну, бак от топлива то есть. Только я ходил радовался. Понимаешь, Лелька, почему?

– Нет. Почему?