Нет кузнечика в траве - Елена Михалкова (2018)

– Молодец, сразу заметила. – Димка отзывается как-то вяло. – Врач, который мне зуб лечил, сказал, что все дело в нерве. И отвел меня к какому-то мужику… Тоже врач. Больше на бандита похож. Ладони шире лопат, харя жуткая, как вторичный сифилис. Он мне чего-то в шее покрутил, в спину пальцем потыкал. Потом вообще за плечи схватился. У меня кости так хрустели… думал, калекой от него выйду. Без наркоза разберет на органы. Потом загоготал и зеркало мне сунул. Я смотрю – а рожа выровнялась. Даже не сразу понял…

Синекольский замолкает. Оле почему-то кажется, что он сказал не все.

– Димка, ты чего?

Синекольский молчит.

– Дим… что случилось?

– Ты сразу сюда прибежала, да? – тоскливо спрашивает он. – Никого не встретила по пути?

– Нет…

– Ни с кем не заговорила?

– Да с кем мне разговаривать! А, Ляхов чего-то хотел… – Ее вновь переполняет веселье. – Ляхов-шляхов! Слушай, а он не поляк случаем? В молодости, говорят, красавец был… Жена у него ведьма тощая. Бросила его, ты слышал? Умотала отсюда. Он теперь каждый день пьет.

– Значит, ты новостей не слышала…

– Каких новостей?

– Черт бы тебя побрал, Белка! – неожиданно взрывается он.

Девочка вздрагивает от изумления.

– Не хочу я этого, понимаешь ты? Не хочу!

Димка со злостью пинает ножку стула.

– Эй! Ты чего?

– Это не я тебе должен говорить! Пусть кто-нибудь другой! Блин, ну почему я…

– Да что говорить-то, Дим?..

Оля стремительно перебирает в уме самое страшное, что могло случиться с Синекольским. Бабушка решила отдать его в детский дом? У него погибли родители?

– Да объясни уже наконец! Что ты как этот! Придурок какой-то!

Димка внезапно берет себя в руки. Обе половины его лица обреченно смотрят на девочку.

– Марина погибла, Оль. Марина Левченко.

4Она не поверила. Взвешенно и спокойно объяснила, почему этого не может быть. Они разговаривали с Мариной шесть дней назад – это раз; Марина выглядела совершенно здоровой – это два; они поссорились, а значит, должны непременно помириться – это три. Люди не умирают, не помирившись. Этот последний аргумент казался Оле самым убедительным. Смерть должна приходить вовремя, иначе какой во всем этом смысл?

– Ты что-то напутал, – снисходительно объясняла она Димке, который молча смотрел в сторону и хрустел пальцами. – Тебя Грицевец разыграл, что ли? А ты повелся… Как лох, Синекольский!

В конце концов он взял ее за руку и вывел на улицу. Они шли по дороге и видели людей, которые стягивались к дому Левченко. Оля сначала расспрашивала Димку про райцентр, не желая отвлекаться на выдумку о Марининой смерти. Но вскоре притихла. Людей становилось все больше, и к палисаднику они подошли уже в неплотной толпе. Все как-то выжидательно молчали, словно прислушиваясь, кто первый даст сигнал.

День стоял теплый и пасмурный. На провисших проводах качались ласточки.

– Где сам герой-то? – раздался старческий женский голос.

– В отделении, где еще, – отозвались с другого края. – Кается.

Рядом с Олей кто-то восхищенно крякнул:

– Ишь! Кается он!

– Да теперь-то уж чего…

– Срок себе скостит, чего.

– Какой срок? Там вышка маячит!

– Больно ты знаешь…

Люди перекидывались короткими репликами, стоя вокруг пустого дома с открытыми окнами. Стояние было бессмысленно, но никто не расходился. Это походило на неведомый ритуал, и Оля участвовала в нем наравне со всеми.

Ее охватила странная бесчувственность, подобие сердечной глухоты. Она слышала все, что происходило вокруг. Из коротких нитей оборванных фраз сама собой ткалась картина произошедшей трагедии. Но душу ее это никак не затрагивало. Душа оставалась неподвижной, точно камешек в глубине пруда, чью поверхность колеблет мелкая рябь.

Ей только было немного удивительно, как она не догадалась обо всем раньше.