Ренегат - Павел Корнев (2019)

Разговор вновь пошел на лад, и я поведал о некоторых учебных заведениях, где доводилось преподавать, а когда на затянувшуюся беседу начали обращать внимание, откланялся. Знакомство вышло полезным и приятным, но не стоило слишком уж открыто демонстрировать свой интерес. Это могло выйти боком.

Наполнив стакан, я поискал глазами профессора Шварца, не увидел его и присоединился к уже знакомым лекторам – низенькому живчику и долговязому зануде. Те изрядно набрались, их шуточки становились все соленей, а нескончаемые споры – громче. В конце концов я ускользнул от них, попрощался с деканом и отправился на квартиру.

Там приступил к изучению обгорелого пергамента, но, хоть и старался ограничивать себя в выпивке, голова после вина гудела. Буквы перед глазами расплывались, зажмуривай один глаз, не зажмуривай – не важно. Пришлось отложить все дела на завтра и лечь спать.

Проснулся с первыми петухами. За ночь комната выстыла, и выбираться из-под перины не хотелось, но Кован еще не явился, пришлось растапливать камин самому. Затем я надолго приложился к обколотому кувшину, благо Хорхе озаботился наполнить его с вечера, немного подумал, склонился над ведром и вылил остатки воды себе на голову. Сразу взбодрился.

Помолившись перед висевшим на стене образом, я разжег пару масляных светильников и выложил на стол книгу с заложенным между страниц обгоревшим клочком пергамента. Тот при нормальном освещении смотрелся совсем уж ветхо, выцветшие чернила было почти не разобрать даже через увеличительное стекло.

Ко всему прочему выяснилось, что староимперские письмена лишь вкраплялись в текст на незнакомом языке. Прочитать удалось несколько обрывочных слов.

«Солнце». «Слезы». «Камень». «Дыхание». «Чистота» или «невинность» – окончание обгорело, и оставалось только догадываться, что конкретно имелось в виду.

Виски заломило, в голове запульсировала боль, и я взялся за книгу о доимперской письменности из квартиры Ральфа, в которую вчера и вложил обгоревший пергамент. Принялся листать ее, выискивая похожие символы, но ничего подходящего на глаза так и не попалось. Нужный язык в книге описан не был.

Тупик? Отнюдь нет. Пергамент был важен для Ральфа, остается выяснить, где он его взял.

Я припомнил потеки воска на полу в комнате бакалавра и задумчиво потер подбородок. Вероятнее всего, Ральф работал в тот день допоздна, если не всю ночь напролет. Логично предположить, что он либо расшифровывал пергамент, либо переписывал его, а потом на него напали – во что верилось все меньше и меньше, – или он сам по какой-то неизвестной причине обратился к запределью, не озаботившись при этом надлежащей защитой.

Пытался вызвать духа, говорившего на мертвом языке? Но чем так важен этот пергамент? Пусть даже текст и написан во времена пророка, это вовсе не означает, что он содержит нечто действительно значимое.

Я взял обгорелый клочок пергамента и присмотрелся к его краю. Тот был неровный, словно раньше там проходил обтрепавшийся шов. Один лист из многих? Тогда где остальные? Забрали те два прохиндея, что обшарили квартиру, или в руки Ральфа попал лишь один пергамент из подшивки?

В дверь постучали, я отодвинул засов и впустил внутрь Хорхе. Выглядел он утомленным и не слишком довольным, да еще каким-то странно постаревшим.

– Случилось что? – обеспокоился я.

– Женщины! – только и вздохнул Кован.

Слуга не носил бороды, иначе я не преминул бы припомнить ему старую поговорку о седине и бесах, а так лишь покачал головой и вернулся за стол.

– Внизу накрывают завтрак, – оповестил меня Хорхе.

Я закрыл книгу с обгорелым пергаментом и поинтересовался:

– Узнал вчера что-нибудь полезное?

Кован наморщил лоб, припоминая услышанное от университетских слуг, и начал перечислять: