Хрустальный дом - Екатерина Оленева (2016)

— Комната мистера Санфила сэр.

Сунув проводнику стодолларовую банкноту, я посчитал, что наше общение исчерпало себя.

Когда я вошёл, Санфил стоял у стола перед тазиком с чистой водой и горой бинтов. Окровавленная рубашка валялась прямо на полу.

В ответ на моё несанкционированное вторжение он обернулся, и я увидел точёные и одновременно с тем резкие, почти хищные, черты.

Выражение его лица нельзя было назвать приветливым.

Впрочем, тёплого приёма я и не ожидал.

— Какого чёрта?..

Стоило его взгляду упасть на меня, Санфил смолк, разглядывая меня с тем же откровенным любопытством, что я — его.

— Кто ты такой? — спросил он.

— Тебе нужно моё имя?

— Кто тебя сюда впустил? И почему?

Я сделал пару шагов, и мы оказались лицом к лицу.

— Возможно, у них не было возможности меня остановить? Видишь ли, когда я чего-то хочу, я бываю очень целеустремлённым.

— Ну и чего же ты хочешь? — усмехнулся он.

Его полные, чётко очерченные губы были так близко, что голод, живущий во мне со дня воскрешения, обострился. Зверь, покорно сидящий на коротком поводке столь смиренно, что я и сам уверовал в его кончину, поднял голову и востребовал добычу.

— Тебя.

Между нами пробежала искра.

Честно говоря, я и не ожидал такой горячей реакции на свою провокацию.

Ничего подобного изначально в мои планы не входило. Но процесс, бесспорно, увлекал.

Губы у него были твёрдые, горячие.

Санфил был весь как раскалённая печь и мне это нравилось.

Выносливый жеребец, идеальная секс-машина, с которой, в отличии от хрупких и ранимых девушек, можно было не сдерживая себя, делать всё, что хочется.

Движения Санфила были резкими. Казалось, будто каждое его глубокое проникновение, словно таран, разрывает тело.

Он чувствовал, что причиняет мне боль. И ему это нравилось.

Я чувствовал, как кровь, — наша необычная чудесная кровь — растекается внутри меня, поднимается выше, струится по губам и капает вниз, оставляя следы на полу, простыне, моих руках.

Дернувшись пару раз, Санфил замер, тяжело дыша.

Удовольствие он, как я боль, терпел молча.

Я, наконец, мой позволить себе то, без чего мне было не выжить — припав к его губам, словно сок через соломинку, пил его кровь.

Я глотал, словно путник в пустыне, набредший на оазис с водой.

У крови Ливиана был странный вкус. Солёно-горький, густой, пряный — такой же горячий, как он сам.

В своём исступлении я не сразу понял, что он отталкивает меня, сначала мягко, а потом толчком в грудь.

— Хватит! — прорычал он, сгибаясь.

Он был бледный и слишком красивый. Будто внутри него вспыхнула энергетическая лампочка, именуемая душой, прожигая бренную плоть и стремясь из неё вырваться.

Придерживаясь рукой за стол, Санфил кое-как добрёл до стула и осторожно, боком, сел.

Дышал он тяжело, глубоко и осторожно.

А моя боль к этому времени успела словно задремать, став вполне терпимой.

— Кто ты такой? — вскинул на меня глаза Санфил. — Очередной ублюдок Рэя?

— Кто такой Рэй? — в свой черёд поинтересовался я.

Раны на теле Санфила успели затянуться, но шрамы ещё пятнали смуглую кожу на животе.

Моя же рубашка была вся в его крови.

— Живописно выглядишь, — хмыкнул он.

— Что есть, то есть. Альберт Элленджайт, — протянул я ему руку.

— Ливиан Санфил, — пожал её он.

4. Договор

Под утро всегда тяжелая голова, а тут на душе ещё кошки скребут. Я чувствовал себя грязным и никуда н мог от этого чувства деться.

Рефлексировать о происшедшем не имело смысла. Мне и без того были понятны мотивы собственных поступков: попытки в новом отыскать старое. В известной степени это удалось, только «удавшееся» делало действительность ещё тягостнее.

Лучше не стало, когда, войдя в комнату, я лицом к лицу столкнулся с заплаканной Катрин.