Охотник - Эндрю Мэйн (2019)

Дробовик Гаса лежит в моем рюкзаке, а его пистолет за поясом. Ему не пришлось долго меня убеждать, что в лесу безоружному делать нечего. Я израсходовал целую коробку патронов, пока не убедился, что не разучился пользоваться огнестрельным оружием. Я, конечно, знаю, за какой конец держать пистолет, но не уверен, что буду достаточно быстрым и решительным, если придется его использовать. Но какая-никакая защита лучше, чем ничего – обычного спрея, отпугивающего медведей, наверняка будет недостаточно, если я встречу убийцу.

Конечно, вероятность того, что я случайно наткнусь на него в лесу, чрезвычайно мала, но…

Случайно…

Я откидываю очередную лопату земли и вижу грязный кусок фиолетовой ткани. Я замираю как вкопанный. Не от радости находки. От подавляющего чувства страха. Я бросаю лопату, натягиваю латексные перчатки и дальше убираю землю руками. По мере того как я осторожно удаляю грязь, начинает появляться контур головы. Видневшаяся ткань – это футболка. Когда я отодвигаю ее, на меня смотрит мертвенно-бледное лицо с молочно-голубыми глазами, под стать утреннему небу. Пряди светлых волос падают на лицо, будто ждущие, чтобы хозяйка их отбросила. Я открываю торс, обнажая тело с темными, забитыми грязью ранами на ее маленькой груди.

У Саммер вспорот живот, из дыры торчат зловонные раздувшиеся внутренности.

Мне нужны образцы, но сперва надо прийти в себя – меня поражают ее распахнутые глаза. Странно, что они мало разложились; наверное, этому помогла закрывшая лицо футболка и химический состав почвы вокруг. Кажется, в этих глазах застыло то, что она видела в мгновение своей гибели.

Я делаю шаг назад и прислоняюсь к дереву, пытаясь восстановить дыхание.

«Будь ученым, Тео. Твоя скорбь ей сейчас ни к чему, ей нужно, чтобы был найден тот, кто сделал это с ней».

Я опускаюсь на колени, продолжая очищать землю вокруг нее.

Стряхивая грязь с ее рук, я думаю о том времени, когда Саммер была ребенком и ее мать купала ее. Если бы ее мать знала, какую судьбу уготовил мир ее маленькой девочке, отпустила бы она ее от себя? Руки у нее одеревеневшие, как и должно быть. Я поднимаю правую достаточно высоко, чтобы сфотографировать порезы и взять образец ткани. Рука на мгновение загораживает ее глаза, но, когда я кладу руку на место, девушка продолжает смотреть в небо, словно в поисках Бога.

Там никого нет, милая. А если есть, то Ему все равно.

Мое ухо дергается, и я чувствую, что за мной наблюдают. Я пытаюсь проанализировать свои ощущения, и они только усиливаются: теперь у меня по спине бежит холодок. Сначала я окидываю взглядом стволы деревьев передо мной, потом чуть поворачиваю голову. Метрах в пятнадцати, на склоне холма, я вижу три пары горящих глаз, отражающих заходящее солнце.

Волки. Крупные.

Должно быть, они почуяли труп задолго до того, как я докопался до футболки, и, привлеченные запахом, собрались посмотреть и подождать. Нельзя оставлять ее здесь. Челси я зарыл потому, что ее некому было снова отрыть. Как только я покину Саммер, не важно, насколько глубоко она будет лежать и чем я ее укрою, волки придут за ней. Они знают, что она здесь. Значит, я должен забрать ее с собой.

К тому моменту, когда я полностью раскапываю тело, солнце уже зашло. Я положил фонарь на край ямы, чтобы он светил на волков, но, пока я был занят делом, они исчезли. Аккуратно приподнимая тело и перекладывая его на расстеленный брезент, я снова замечаю блестящие глаза, и в этот раз гораздо ближе. Они ушли от направленного на них луча и теперь находятся всего в нескольких метрах. Считается, что волки сторонятся людей и нападают исключительно редко. Но я не знаю, какие есть данные по одиночкам в лесу, сидящим рядом с разлагающимся трупом.

Я кладу Саммер посередине синего брезента. Ее колени слегка согнуты, в дырках черных легинсов белеет кожа. Когда я пытаюсь завернуть ее в брезент, мой пот капает ей на лицо и стекает по грязным щекам, как слезы.