Смертный приговор - Андреас Грубер (2018)

Над Санкт-Петер-Ордингом пронзительно кричали чайки. Здесь, далеко на севере, на границе с Данией, было значительно холоднее. Влажный ветер продувал пешеходную зону, которая вела к морю, и нес с собой запах соленой воды и рыбы. Но у этой местности имелось и преимущество: воздух был свежее, и солнце здесь садилось значительно позже. Люди казались спокойнее и расслабленнее, и еще по вечерам слышалось обязательное «Moin, moin»[27].

Без четверти восемь солнце овальным огненным шаром висело между облаками. Небо было окрашено в темно-синий цвет, переходящий на горизонте в кроваво-красную полосу. Сабина стояла на деревянном причале и смотрела поверх дюн на море.

Она преодолела путь от Висбадена до Гамбурга за семь часов. На последних метрах, уже перед самой парковкой психиатрической клиники стрелка топливного датчика нервно задергалась в самом нижнем регистре. Этой ночью Сабине придется искать или заправочную станцию, или ночлег. Или и то, и другое – на деньги, заработанные за неделю в академии.

По дороге она сделала несколько телефонных звонков. Сначала Тине, которая отправила для нее онлайн-запрос в центральный реестр прописанных лиц. Хельмут Прёлль в последнее время жил в Кельне, но полгода назад покончил с собой. Так что след в деле каннибала пропал. Затем Сабина разговаривала с директором психиатрической клиники в Санкт-Петер-Ординге, которой объяснила, кто она, предупредила о своем визите и попросила разрешения побеседовать с Симоном Каспареком. В конце позвонила Снейдеру, но у того включилась голосовая почта, и Сабина оставила сообщение, что находится на пути в Санкт-Петер-Ординг. О причине он мог сам догадаться. В остальное время долгой поездки она слушала только голос Швайгхёфера и указания освобожденного из бардачка Клауса Кински, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей.

Сабина застегнула молнию куртки до самого подбородка. Сунула руки в карманы и пошла по причалу к морю. Ей встретилось всего несколько человек – они тоже завершали свои прогулки и возвращались в отели, чтобы смыть там песок и соль с кожи.

Симон Каспарек шагал рядом с ней. Ему разрешили выйти на час. Официальный диагноз в его медицинской карте звучал «параноидальная шизофрения». Всего несколько дней назад они разбирали его дело в академии, и вот он стоит напротив нее. Из материалов Снейдера она знала, что Каспарек страдает пограничным расстройством личности и синдромом Аспергера. Надзиратели ни на секунду не спускали с него глаз, поэтому в нескольких метрах за ними шел крепкий мужчина в белых льняных брюках и бежевой куртке, который, вероятно, держал наготове шприц с успокоительным. Если бы Сабина не показала в дирекции свое удостоверение БКА и не объяснила, что расследует несколько убийств, вероятно, ей бы не удалось даже приблизиться к Каспареку.

– Я знаю, что вас обвиняли в убийстве официантки в Ваттовом море, – начала она разговор, протянула ему удостоверение и наблюдала за реакцией.

Каспарек взял карточку левой рукой, без интереса посмотрел на нее и вернул Сабине.

– Я разговариваю с вами только потому, что ради этого мне разрешили покинуть комнату.

Сабина огляделась.

– Действительно, здесь красиво.

– Мне здесь нравится, – ответил он, но у Сабины не возникло ощущения, что он наслаждается этой прогулкой к морю.

– Я знаю, что вы этого не делали, – сказала Сабина.

– Откуда? – Голос Каспарека был монотонным и тихим. Он немного гнусавил и педантично выделял ударение в каждом слове, словно придавал особое значение правильному произношению. Однако избегал смотреть Сабине в глаза. Его взгляд был постоянно направлен на пол перед собой. Он даже не поднимал глаза, чтобы не столкнуться с другими прохожими, которые торопились домой.

– Следователи, которые хотели быстро закрыть дело, добились от вас признания под давлением и без ордера на обыск перерыли вашу комнату, – перечислила она причины, которые Мартен Снейдер сообщил им в академии.