Дикая и опасная - Kирa Стрeльникoва (2017)

Вкусно, черт возьми. Ну, понеслась… Идея налиться алкоголем для расслабления и окончательного избавления от прошлого оказалась правильной: довольно быстро видение утыканного трубками Крупина и его наполненных откровенным ужасом глаз перестало возникать в голове. Мы перекидывались шуточками, потом как-то незаметно ударились в воспоминания о детстве — ну, как обычно, проделки в школе, какие-то мелочи, вдруг всплывавшие в памяти и казавшиеся забавными, и прочий приятный для ненапряжного разговора мусор. Правда, я избегала упоминания о родителях, не зная, как отреагирует уже поплывший организм и не ударюсь ли я в шмыганье носом и размазывание соплей и слез. Но, блин, в какой-то момент оно само проскочило. По-моему, это случилось, когда передо мной поставили третью пол-литровую кружку.

— …Ну и вот, представь себе, второй час ночи, деревня, мне пятнадцать, возвращаюсь с гулянок с девчонками, как водится. — Я хихикнула, вспомнив тот давний случай. — А на второй этаж можно не только из дома попасть, но и с веранды, там лестница была. Предки знали, что запирать и запрещать бесполезно, так что никто меня не караулил. Я крадусь но кушерям через участок, батя еще не приступал к борьбе с лопухами и сорняками, темно, как у негра в заднице, двигаюсь как заправский индеец по прерии, — снова хрюкнула от смеха, картинка живо встала перед глазами. — Но мне ж никто не сказал, что мать наварила компота вечером и поставила его охлаждаться на веранду! И я не знала, что там Муська дрыхнет, набегавшись за день. — Я отхлебнула еще пива. — Короче, почти на четвереньках, чтобы не споткнуться, поднимаюсь по ступенькам на ощупь, делаю пару шагов, натыкаюсь на кастрюлю с компотом… — в духе Станиславского драматически замолкаю, видя, как Верден, уже предположив дальнейшее, начинает давиться смехом. — Грохот, Муська орет как ошпаренная, я матерюсь как сапожник, причем еще и поскальзываюсь в липкой луже и со всей дури на пол, пнув пустую кастрюлю, — Тим уже хохотал, представив картину маслом. — Отец с матерью выскочили, встрепанные, перепуганные, думали, что тут кого-то убивают…

Запнулась на полуслове, нахлынувшие воспоминания сыграли с размякшим от алкоголя сознанием дурную шутку: эмоции вышли из-под контроля, и меня накрыло волной острой, всепоглощающей тоски. Вспомнилось, что за круговертью дней, наполненных новыми впечатлениями и знаниями, а еще разгребанием завалов в собственной башке, ни разу не была на могилах. Глаза защипало, горло свело в спазме, и я стиснула зубы, борясь с чертовой истерикой. Еще и опьянение портило все дело, звуки наплывали, становясь то глуше, то громче, взгляд уже не фокусировался толком, и к собственной смутной досаде я чувствовала себя полной тряпкой. Устраивать пьяное пускание соплей перед Верденом было ужасно стыдно, и я, отодвинув почти пустую кружку, резко встала, чтобы переждать минуту слабости в сортире. Меня пошатнуло, я ухватилась за спинку стула, прикусив губу, перед глазами все расплылось — не-не-не, Дэвид Блэйн, нет, отставить слезы!..

— Извини, мне надо идти, — пробормотала, старательно пряча лицо и пытаясь собрать себя в кучу — надо еще до общаги доковылять.

Я упустила момент, когда Верден оказался на ногах, да еще и рядом.

— Так, пойдем-ка вместе, — решительно, но аккуратно придержав меня за локоть, он достал кошелек, положил деньги на стол и потянул к выходу.

— П-пусти-и-и!.. — резко оборвала себя, потому что вышло как-то слишком тоскливо и похоже на стон. — С-сама доберусь…

— Не уверен. — Верден открыл дверь, пропустив меня вперед, и едва мы оказались на улице, легко взял на руки.