Командир Красной Армии - Владимир Поселягин (2016)

– Восемнадцать, на трех телегах.

– Далеко?

– Тут совсем рядом.

– Пройдемте до них, посмотрим… Карабин у вас один или в грязи еще плавает?

– Один, это мой, – продолжала отвечать Марева; Ландыш, после того как представилась, так и молчала, только испуганно посматривала на нас.

Телеги с ранеными и уставшим военврачом действительно были близко. Медсестры, которых Крапивин отправил на разведку, ушли не более чем на двести метров. Посмотрев, кто еще был у телег, я понял, что отправлять было просто больше некого. Возницы старенькие. Санитар ходил с палкой – подвернул недавно ногу.

Когда мы оказались на узкой дороге, где стояли три телеги, у одной из которых трудились возницы, к нам вышел молодой мужчина в командирской форме со знаками различия военврача второго ранга.

– Кто такие? – устало спросил он, положив руку на кобуру и часто моргая покрасневшими и опухшими веками.

– Командир зенитного дивизиона старший лейтенант Фролов. Мы случайно встретили ваших разведчиц. Честно говоря, более глупого решения – отправить их на разведку – я и не видывал, они даже полкилометра не прошли, как свалились в овраг.

– А кого еще? Вы, извините, один или со своей частью? А то видите, сломались мы, да и еда и медикаменты у нас кончились. Помощь нужна.

Многие раненые с интересом наблюдали за нашей беседой, некоторые даже стонать прекратили, прислушиваясь.

– Не волнуйтесь, все будет в порядке. Помощь будет километра через полтора. Вы двигаться можете?

– Сейчас колесо починят, и можно будет.

– Старшина, помоги возницам.

Вскоре мы продолжили путь. Дорога вела немного в другую сторону, но нам встретился перекресток, и через десять минут мы оказались в расположении.

Как только я подошел к колонне, сразу стал отдавать приказы. Медведева засуетилась у новых раненых, Непейборода, уже знавший об обнаружении морячков, подготовил термосы с оставшейся кашей, а Майоров доложил о происшествиях в дивизионе. Кроме бойца, навернувшегося с кузова и вывихнувшего плечо – Медведева уже вправила – никаких происшествий не было.

Далее двух моряков, включая старшину, усадили чуть в сторонке, где они, быстро работая ложками, уничтожали кашу, а третий повел двух бойцов с термосами в расположение тяжелой батареи.

К одиннадцати ночи, когда дивизион переместился ближе к батарее Фадеева, у меня на руках был весь расклад. Желание прибрать к рукам тяжелые орудия так несбыточным и осталось. Немецкие артиллеристы встали на ночевку вместе с пехотным батальоном, и увести тягачи не представлялось возможным. Поэтому, как только Бутов доложил результаты разведки, я отправил посыльного Фадееву, чтобы снимал прицелы (вещь в нынешние времена очень ценная и, что немаловажно, довольно легкая), подрывал орудия и выдвигался в сторону дивизиона.

Взрывчатку мы на всякий случай отправили мичману заранее, а то мало ли.

Метрах в трехстах от нас грохнуло, и дошел подземный толчок.

– Ого, они что, в орудие всю взрывчатку затолкали?! – удивился сидевший на водительском месте Адель.

Почти сразу прозвучали еще три разрыва и последовали три толчка.

– Все, подорвали, – вздохнул я.

Через десять минут открылась задняя дверь и на сиденье втиснулся Майоров – это он, вместе с Фадеевым, был ответственным за уничтожение орудий и составлял акт.

– Все, моряки в машинах, их оружие тоже, – сообщил он и добавил: – Можно ехать.

Адель сигналом отдал приказ к выдвижению и, стронув «эмку» следом за передовой машиной третьей батареи, спросил:

– Орудия точно уничтожены?

– Да. Вся взрывчатка ушла. Мичман не только стволы взорвал, они аж вздулись, но еще и повредил станины и замок. Теперь их только на металлолом. Акт я составил, Гольдберг все заснял. Хотя и не сразу. У него проблемы со вспышкой были, – несколько возбужденно рассказывал Александр.