Детство - Василий Панфилов (2019)

Попавшийся под ноги скользкий булыган заставил меня оскользнуться и мало не упасть. Помахав руками и почертыхавшись всласть, пошел дальше.

… вывалить родне.

А зачем? Я остановился и отошёл к стене дома, задумавшись. Откуда мысли ети чудные? Хотел ведь по умственной части идти, для тово и книжки читаю. А тут такая… ейфория! Как же, сапожником стать могу!

Кому я што доказывать собрался? Дмитрий Палычу? Родне? Годков етак через десять, встречу мастера своево бывшего, да буду в одёжке господской, ето да, доказал!

Вот же… психология!

Тридцать восьмая глава

Он! Меня ажно испарина пробила, несмотря на холодный порывистый ветер, пробирающий мало не до самых косточек. Картуз поглубже натянул, чуть не по самые плечи, воротник поднял, голову в плечи вжал, да и ну следом!

Идёт, погань такая, в шинелке гимназической щегольской, из самолучшево сукна, да с товарищами весело переговаривается. А подрос-то как! Небось не пойду сейчас с ним на кулачках без кастета, потому как мало не мужик стал.

Был-то былиночкой прыщеватой, дрищ узкоплечий да бледный, а тут на тебе! Вымахал чуть не голову вверх, да вширь чуть не вдвое. В возраст вошёл потому как, падла такая, даже прыщи почти на нет сошли.

Один из гимназистов, невысокий коренастый пухлик татарсково вида, сразу почти отделился. Рукой махнул, да и пошёл восвояси, не оглядываясь.

Вольдемар с товарищем на конку пошли, ну и я следом. Мыслей в голове нет, только опаска, злоба ярая, да азарт охотницкий, будто берлогу медвежью выискиваю, или по волчьим следам иду с ружьём. Кручусь вокруг да около — так, штобы из виду не отпускать, но и на глазах не мелькать.

На витрины поглазел, у тумбы афишной все буковки не по разу перечёл. Представления театральные, цирк, выступления гипнотизера. Раз перечёл, второй, да начал уже буковки пересчитывать — сколько там «А», да сколько «Ш».

Подъехала конка, и я уж было думал, што придётся цепляться сзаду, што дворники и городовые шибко не любят и гоняют со свистком. Но нет! Прошли гимназисты мои вперёд, ну я и следом — юрк! Не к ним, знамо дело, на задней площадке встал, где и отведено место багажу и не так штобы чистой публике.

Билет взял, как и положено, и ажно до самово конца. А Вольдемар, зараза такая, через две остановки взял, да и вышел! Ну ето надо же?! Из-за двух остановок на конку лезет, вот людям денег некуда девать!

Соскочил следом, да сразу и в сторону, подальше от конки, вроде как и не был. Смотрю, пошёл гимназистик мой к доходному дому, да видно сразу, што не бедные люди квартиры здесь снимают.

Дёрнулся я было за ним, да и остановился. Дворник потому как. Сразу начнётся — чаво надо, вшивота?! К кому? Какой-такой гимназист?! Откель ты ево знаешь, пащенок?! Да и доложит непременно, што интересовался подозрительный типус, то бишь я.

С досады чуть воротник не исжевал, всё вокруг крутился да подходы искал. А потом плюнул, да и на Хитровку потрусил неспешно, перепрыгивая весенние ручьи, подсыхающие помаленьку под жарким солнцем и порывистым ледяным ветром.

Шёл пока, в голове всякое крутилося. Не мысли, а так — воспоминания вроде. Раз за разом в голове прокручивалось — то как я напротив Вольдемара етого стою, готовый на кулачках биться, то тётушка евонная с полицейским. Сам себя так накрутил, што серце бухало хуже, чем от нескольких чашек кофея, ну то есть кофЭ.

— Чево такой смурной, Егорка? — Поинтересовалась знакомая проститутка, выползшая на площадь не ко времени. Сонная, тёплая, широко зевающая.

Добрая она баба, участливая, да вот в жизни не свезло. Была горнишной, да заартачилась, когда сынок хозяйский юбки ей задрать восхотел.