Тайна персидского обоза - Иван Любенко (2013)

— Разворачивай назад.

Оторопелый возница остановил экипаж, думая, что ему послышалось, и, повернувшись вполоборота, недоверчиво переспросил:

— Куды, куды?

— В Ставрополь, — устало ответил пассажир.

II

Почти двадцать суток минуло с того дня, когда Самоваров покинул ставший уже привычным город. И вот теперь, усталый и заметно исхудавший, служащий III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии возвращался назад. Остановив экипаж под яркой желтой вывеской «Здесь стригут, бреют, ставят пиявки и пущают кровь», он вспомнил, что лезвие бритвы не касалось его лица последние три дня. Он настолько расслабился под теплым, наложенным на лицо марлевым компрессом, что почти заснул. Надо отдать должное цирюльнику — работал он мастерски, и постепенно внешность надворного советника стала приобретать привычный вид. Уже через полчаса посвежевший и пахнущий о-де-колонью с легким ароматом жасмина Иван Авдеевич вышел на улицу. «В этом захолустье совсем ничего не меняется, — подумал он, — та же самая свинья купается в той же самой луже перед тем же генеральским домом».

Часовой узнал надворного советника и пропустил. Оставив в гардеробном шкафу изрядно помятую в дороге крылатку, следователь прошел в приемную. Увидев его, адъютант от неожиданности выронил перо и уставился на Самоварова каменным взглядом, но, придя в себя через пару секунд, слегка заикаясь, спросил:

— Прикаж-жете дол-ложить?

— Сделайте милость.

Но стоило офицеру скрыться за дверью, как в приемную навстречу Самоварову вышел сам генерал:

— Прошу, Иван Авдеевич. Что стряслось? Неужто имеете что-то новое?

— Именно так, ваше превосходительство.

— Так рассказывайте же поскорее.

— Видите ли, как раз перед покушением кто-то оставил в моем плаще записку, — Самоваров протянул генералу клочок бумаги, — вот эту.

— «Вам угрожает опасность. Срочно уезжайте», — прочел вслух барон. — И что же?

— Тогда я не мог предположить, кто ее написал. Но в день моего отъезда Агриппина Федоровна Игнатьева подарила моей супруге шарфик, связанный ею собственноручно, и завернула его вот в эту самую газету. — Следователь достал из внутреннего кармана фрака «Кавказские ведомости» и отдал командующему.

— Так-так. Ну а дальше-то что?

— Если вы, ваше превосходительство, приложите записку к газете, то ее нижний край полностью совпадет. А это значит, что именно Агриппина и предупредила меня о покушении, и, следственно, ей об этом было уже что-то известно. Допустим, она могла случайно увидеть, как Игнатьев заряжал пистолет, или еще что-то… Но это еще не все! Помните, я говорил вам, что преступники вскрыли сундук под номером восемь? А почему именно его? Ведь они могли открыть любой другой. Ответ прост: полковник Игнатьев родился восьмого месяца, восьмого числа, одна тысяча семьсот восемьдесят восьмого года! И, как вам известно, живет в доме под номером восемь! Выходит, восьмерка — его счастливая цифра! Вот поэтому они и выбрали восьмой сундук!

— По-вашему, полковник и есть тот второй злоумышленник?

— Это самоочевидно! Полагаю, что Рахманов был лишь его орудием в достижении главной цели.

— Но почему тогда он не исчез? Чего он дожидается? — удивленно поднял брови генерал.

— А что, если он уже получил свою часть золота, спрятал и теперь просто ждет, пока все утихнет? Пройдет время, и через годик полковник тихо выйдет в заслуженную отставку, переедет в столицу или, на худой конец, в Москву и заживет так, как давно мечтал! Выстроит дом и не будет больше ходить в примаках! Вот и все, — махнул рукой следователь.

— Складно у вас получается, Иван Авдеевич! Ничего не скажешь! Что ж, стало быть, это он на вас покушался?