Отель «Петровский» - Альбина Нурисламова (2020)

– Кто ж строится на погосте? Кто на мертвяках жить станет? Говорят, кости собрали да вывезли за город, сбросили в овраг. Разве можно так с человечьими останками? Люди ведь, чай, не собаки какие! – говорила называвшая себя медиумом дочь письмоводителя Баринова всем, кто хотел ее слушать. А таковых находилось немало. – Вот покойники и мстят, являются ночами!

Это была правда лишь отчасти. Человеческие останки, найденные в парке в нескольких общих ямах (именно так хоронили безвестных, безымянных жертв мора, бушевавшего в этих местах когда-то давно) бережно перенесли на кладбище возле Сухого русла и там захоронили, как положено. Даже священника пригласили. А больше никаких могил в парке не обнаружили: в последние десятилетия возле больницы никого не хоронили, умерших везли из морга на одно из городских кладбищ.

Медиум также тонко намекала, что взялась бы «очистить дом от скверны», за кругленькую сумму, разумеется. А когда Петр Савельевич отверг ее предложение, обиделась и стала вещать о мести мертвецов с утроенной силой. В результате число слуг в Петровском доме сократилось больше чем вполовину, оставались лишь самые стойкие.

Совсем плохо дело стало, когда бесследно исчезла дочь самого Петра Савельевича. Девушке исполнилось семнадцать, и была она от рождения глухонемой. Жила во флигеле с отцом и матерью, женщиной едва ли не более тихой и незаметной, чем дочь.

В господский дом Машенька почти никогда не заходила – незачем было. Но в тот день готовились к приезду сына Николая Федоровича, хозяин велел вычистить, вымыть особняк сверху донизу, а рабочих рук по понятной причине катастрофически не хватало. Вот Петр Савельевич, который был человеком здравомыслящим, и решил привлечь к делу жену и дочь.

Последним Машеньку видел сам отец: она спустилась с тряпкой в руках по лестнице со второго этажа, свернула в коридор налево. Заметила отца, улыбнулась ему своей милой ясной улыбкой, а того вдруг словно кольнуло в сердце: захотелось сказать, что нечего ей делать в этом доме, пусть возвращается обратно во флигель, а они тут сами управятся. Слишком уж она была худенькая, хрупкая, беззащитная. А крыло дома, куда свернула девушка, было то самое, где находилась курительная комната…

Петр Савельевич, не рассуждая, повинуясь импульсу, окликнул дочь, которая уже скрылась из виду. Потом чертыхнулся: не услышит же! И побежал за ней. До коридора, по которому пошла Машенька, добрался в два счета, свернул вслед за дочерью – и увидел перед собой пустоту. Двери по обе стороны коридора, винного цвета дорожка на полу, картины на стенах… Машеньки нет.

Он заметался, открывая двери одну за другой, на шум сбежались слуги, потом и жена подоспела. Поняв, в чем дело, искать Машеньку стали уже все вместе. Но ни за одной из дверей девушки не оказалось. В окно она вылезти, понятное дело, не могла – зачем бы ей это делать? Да и снег только пару часов, как перестал валить, а покров под окнами был девственно-чист, нетронут. Никаких следов.

Жена Петра Савельевича с той поры слегла. А сам он стал еще тверже и сдержаннее, вытянулся и высох за несколько дней. Не уволился, остался в доме, надеясь, видимо, отыскать дочь, не рассчитывая на помощь сыскных. Ведь в поисках немца те, как ни старались, ни на миллиметр не продвинулись.

Управляющий не ушел, но сразу четверо слуг взяли расчет, и потому, когда через три дня приехал сын Николая Федоровича, прислуживать ему пришлось Антону, личному камердинеру Петровского, который был при нем с малых лет.

Кроме Антона в доме, помимо хозяев и Петра Савельевича, оставались верная Татьяна, повар, кухарка, пожилая горничная, садовник, кучер, который сделался теперь еще и конюхом.

«Это на такую-то махину!» – сетовала Татьяна.

А куда деваться, если никого калачом не заманишь в Петровский дом!

– Пожалуйста, давай уедем отсюда, – снова попыталась поговорить с мужем Наталья перед самым приездом Дмитрия. – Ты же и сам видишь, с этим местом что-то не так!