Золушка и Дракон - Елена Михалкова (2011)

– Домик, – понимающе протянул Сергей, бросив взгляд на пригорок и волнующиеся под ветром непролазные кусты. На миг у него возникло чувство, что он разговаривает с безудержно фантазирующим ребенком, и он подыграл ей: – Под землей?

Лиля вздрогнула и со страхом уставилась на него своими большущими озерными глазищами.

– Я пошутил, – поторопился объяснить он, чувствуя себя неуклюжим ослом. – Простите, это просто была попытка юмора. Неудачная.

– Нет, не под землей, – медленно сказала она и опять порозовела. – Если хотите, я вам покажу… Но предупреждаю, там грязно!

Сергей решил больше не задавать вопросов.

– Ничего страшного, – сказал он. – Честное слово, мне было бы очень интересно взглянуть.

Она кивнула и с серьезным видом подвела его к тому месту, откуда выбралась на дорожку. Здесь побеги, склоняясь и переплетаясь, образовывали подобие очень низкого навеса, и, присев на корточки, Сергей увидел, что под ним открывается темный проход, достаточный для того, чтобы в него пролез ребенок. Или маленькая женщина.

– А вы никому не скажете? – вдруг с тревогой спросила Лиля. – Это тайна, секрет!

Сергей посмотрел на нее снизу вверх и отрицательно покачал головой. У него едва не сорвалось: «Солдат ребенка не обидит», но он благоразумно сдержался.

– Я первая, а вы за мной. Здесь совсем недалеко.

Бабкин подвинулся, пропуская ее, и девушка легко, словно рыбка, нырнула в этот лисий лаз и исчезла в нем. До него доносилось шуршание и шелест листьев, но когда он поднялся, желая отследить направление ее движения, то ему не удалось этого сделать. Кусты шевелились то здесь, то там, как будто внизу девушка дергала за привязанные к ним ниточки, сбивая его с толку. К тому же мешал ветер. Возле пригорка торчали из бурелома засохшие жерди, но Сергей усомнился, что именно это называется «домик».

– Где же вы? – донесся до него звонкий голос. – Я уже здесь!

Сергей огляделся, удостоверился, что поблизости нет свидетелей его позора, и полез в кусты. Тяжело дались лишь первые несколько метров, а затем стебли немного раздвинулись, и он резво пополз вперед, заинтригованный, как мальчишка. Подняться ему не удалось, но, по его прикидкам, он уверенно двигался к холму.

И вдруг малина закончилась. Кусты расступились, и открылась круглая, ровная, словно блюдечко, полянка. С одной стороны ее ограждали те самые «оглобли», которые он видел с дорожки, но изнутри они оказались укреплены подпорками, и между ними был натянут брезент. Получалось укрытие и от дождя, и от ветра. Рядом были аккуратно сложены еловые ветки, а сверху на них брошена дырявая телогрейка, из которой нахально лезла клочковатая желтая вата.

– Ее все равно никто не носил, – объяснила Лиля, проследив за взглядом Сергея. – А с ней намного удобнее сидеть на… на софе. Я так называю эту лежанку.

Похоже, она волновалась, словно хозяйка, принимавшая гостей, и всерьез огорчилась бы, если бы Бабкин высмеял ее «домик». Это выглядело и трогательно, и смешно. Она не сводила глаз с его лица, выискивая на нем следы насмешки, но Сергей и не думал насмехаться. В нем проснулся подросток, и он увлеченно разглядывал все детали укрытия – не то гнезда, не то шалаша – которое эта маленькая женщина любовно обустроила для себя.

Книга в целлофановой обложке, чашка с отбитой ручкой, примотанное к ветке зеркальце… Здесь имелся даже простенький, сложенный из камней очаг. В стороне все было подготовлено для обеда: на широком обрезке доски, прикрытом салфеткой, лежала порезанная толстыми ломтями ржаная буханка, пористая, как губка, и манила блестящей корочкой, щекотала ноздри своим хлебным духом. А рядом с ней красовалась банка. Та самая узкая черная банка с надписью желтыми буквами: «Шпроты прибалтийские».