Золушка и Дракон - Елена Михалкова (2011)

И в ней, в этой банке с неровно обрезанной по краям крышкой, в темно-золотистом масле, сверкая спинками в лучах солнца, благоухали копченые шпроты. Ровненькие, тесно уложенные одна к одной, с черными хребтинками и янтарной сморщенной кожицей на боках, они безмолвно, но выразительно приглашали макнуть кусок хлеба в масло, с ловкостью фокусника поймать этим же кусочком стекающие с него капли, вилкой подцепить одну из рыбешек – и поднести ее ко рту, замерев в предвкушении острого копченого вкуса.

Вот о чем поведали шпроты Бабкину, последняя трапеза которого включала салат из вареной свеклы и сельдерея.

– Картошечки бы к ним отварной, – пробормотал он, не сводя глаз с этого богатства.

– Ой, а картошка есть, – обрадовалась Лиля. – Чуть не забыла!

Она сунулась в угол под навес, пошуршала в рюкзаке и выудила оттуда пакет, сквозь который виднелись несколько отварных картофелин в мундире и заостренные перья зеленого лука.

– И соль вот еще…

Только чувство долга и сильная привязанность к жене помешали Бабкину сейчас же, сию же секунду признаться в любви этой невероятной женщине.

– И чай в термосе, – добавила Лиля. – Сладкий. Только он, наверное, немножко остывший…

Сергей закрыл глаза и напомнил себе, что у него семья и дети. Ладно, пусть один ребенок. Но тем не менее.

– Ничего, что остывший, – великодушно разрешил он. – Все равно будет вкусно.

Он уселся на топчан, который хозяйка называла софой, и Лиля придвинула поближе импровизированный стол, выложила картошку с луком, наполнила крепким чаем чашку с отбитой ручкой.

– Приятного аппетита, – сказала она, улыбнувшись. – Ешьте, пожалуйста, я только недавно пообедала.

Сергея не пришлось просить дважды. Он откусил от картошки, с хрустом сжевал злой и очень вкусный лук, вышибающий слезу, и навис над шпротами.

«Кадавр жрал», – вспомнилось Лиле, пока она рассматривала мужчину, сметающего все, что было на столе. Она чуть не прыснула, но тут же ей стало совестно. Он совсем не был похож на кадавра! Большой, очень крепкий, с мышцами, явственно выделявшимися под рубашкой, разительно отличающийся от бледного тщедушного Олега, этот человек вовсе не казался ей ни злым, ни глупым, ни опасным. В противном случае она никогда не показала бы ему свое укрытие.

Ее саму удивил собственный порыв, когда она предложила незнакомому, в сущности, человеку взглянуть на то, что она так тщательно оберегала от посторонних глаз.

Главную роль сыграло то, что ее мужу сыщик явно пришелся не по душе. Лиля достаточно хорошо знала Олега, чтобы видеть, что тот всерьез разнервничался и даже испугался. И хотя не понимала причин, почувствовала что-то похожее на благодарность к этому человеку, который даже не запомнил ее лица. И потом, он так деликатно ушел из комнаты, когда она прибежала… Лиля, выросшая в семье, где истинный смысл слова «тактичность» оставался неведом подавляющему большинству ее членов, чутко улавливала и очень ценила любые проявления участия.

Да и что ей оставалось делать, когда она так неосмотрительно оказалась у него под ногами? Забыла о бдительности, вот и сунулась на дорожку не глядя, точно слепой крот. После этого ничего не оставалось, как признаться.

– Картошка отличная, – промычал Бабкин, заметив, что Лиля ничего не говорит и только смотрит на него выжидательно. – И чай заварен чудесно. С травками, да?

– С травками, – улыбнулась она, радуясь, что ему понравилось. – С иван-чаем и мятой из огорода Клары Ивановны.

Бабкин отметил про себя, что Лилия – единственная, кто не говорит «наша» о собственности бывшей сиделки. Ему вспомнился разговор в комнате под лестницей, после которого он пыхтел от злости, и слова, брошенные в конце беседы: «Покушение было, и это дело рук кого-то из моих родственников! Ежу понятно, что они задумывают!»

– Слушайте, вы не замечали, что ежи значительно умнее, чем принято считать? – неожиданно спросил Сергей.

Лиля изумленно взглянула на него: