Присягнувшие Тьме - Присягнувшие Тьме (2009)

Люк находился в центре большого пустого зала, обшитого металлическими панелями и выстеленного звукопоглощающими плитами и светлым линолеумом. Слева от него стоял столик на колесиках, на котором были разложены ампулы, шприцы и электрический дефибриллятор. Перед ним, повернувшись к нам широкой спиной, сидел Паскаль Зукка в белом халате. Своей напряженной позой он напоминал тренера по боксу, дающего последние советы своему чемпиону. Сцену снимали несколько камер.

Я посмотрел на своих соседей. Судебный следователь Корина Маньян, приехавшая в командировку из Безансона по собственному поручению. Рядом с ней – Эрик Тюилье, не спускавший глаз с мониторов. Чуть поодаль – психиатр, чьего имени я не разобрал, – его Маньян прихватила с собой в качестве эксперта. Эксперта в какой области? Этот сеанс был комедией.

Позади этой троицы маячил Левен-Паю, дивизионный комиссар Наркотдела, пришедший проверить, не подвергнут ли пыткам его лучшего сотрудника. Притулившись в тени, секретарь Маньян делал записи, а медперсонал суетился вокруг мониторов и клавиатур компьютеров.

Но кто заслуживал тут особого внимания, так это сидевший справа от всех особо приглашенный Люком священник. Он представился: отец Кац, каноник Парижской епархии, специалист по экзорцизму, доверенное лицо Папской курии. Человек в черном крепко сжимал в руках красную книжечку – «Римский требник». Я не мог поверить, что Люку удалось вовлечь всех нас в свой бред.

– Ваши ноги врастают в землю. Ваши пальцы немеют…

Я хотел рассмеяться, но это было бы неуместно. Присутствие Маньян и ее секретаря показывало, что эта буддистка принимает всерьез все происходящее. Надо же было такому случиться, чтобы именно Маньян с ее пристрастием к эзотерике занималась делом Симонис. Единственная, кто мог хоть с малейшей долей серьезности отнестись к галлюцинациям Люка Субейра…

Я навел справки: никогда еще во Франции свидетельство под гипнозом не принималось во внимание. В соответствии с французским законом свидетель должен всегда говорить «добровольно и осознанно», что исключает применение гипноза или какой-нибудь сыворотки истины. Тем не менее Корина Маньян была здесь – и ее писец строчил без передышки.

Зукка прошептал – его голос поступал в кабину через невидимые колонки:

– Все ваше тело наливается тяжестью… Она заполняет каждый ваш орган, каждую вашу мышцу…

Люк казался придавленным к креслу и более уязвимым, чем когда-либо. Его веснушчатая кожа была почти прозрачной – создавалось впечатление, будто сквозь нее просвечивают внутренние органы.

Я вспомнил монстра из Плантов с его бьющимся под истончившейся кожей сердцем и тут же прогнал этот образ.

– Тяжесть становится светом… Светом, который пропитывает ваш дух и ваше тело… Все прочие ощущения уходят… Только тяжесть. Только свет…

Люк медленно дышал, глаза его были закрыты. Он казался умиротворенным.

– Свет голубой. Вы его видите?

– Да.

– Голубой свет – это экран, на который мы вызовем образы, воспоминания… Пока будет звучать мой голос, картины будут проходить перед вами. Вы согласны?

– Да.

Психиатр помолчал несколько секунд, потом продолжил:

– Вы видите образы?

Люк не ответил. Психиатр повернулся к нам и вопросительно взглянул на Тюилье, который в свою очередь обратился с вопросом к медикам. Потом невропатолог прошептал в микрофон, встроенный в пульт (Зукка был в наушниках):

– Все в порядке.

Психиатр удовлетворенно кивнул, затем приподнял подбородок:

– Люк, образы возникли?

Люк медленно опустил голову.

– Сейчас вы будете по моей просьбе называть эти образы. Согласны?

Снова безмолвное «да».

– Что вы видите?

– Воду.

– Воду?

В кабине недоуменно переглянулись, потом поняли.

Река.

Путешествие начиналось.

95

– Уточните.

– Я на берегу реки.

– Что вы делаете?