Зимнее серебро - Наоми Новик (2019)

Мирнатиус затребовал ванну, и мне пришлось это вытерпеть: купальню водрузили перед камином, и две девицы-служанки прислуживали ему, а я старалась не смотреть, как их руки скользят вдоль его тела. Вопреки собственной воле я испытывала что-то вроде ревности. Я не его ревновала, а волнение, что он невзначай пробудил во мне; трепет, который должен был рождать во мне другой мужчина — тот, кому я позволю коснуться себя. Тот, кто стал бы моим настоящим мужем. Лучше бы эта сладкая дрожь оказалась нежданным даром. Лучше бы мне смотреть на своего купающегося супруга, и заливаться румянцем, и радоваться этому. Я бы хотела, чтобы все было так. Но вместо этого я принуждала себя отводить взгляд, потому что если сбудется мною задуманное, я отправлю его туда же, куда и короля Зимояров, и похороню там их обоих, а сама стану женой человека, годящегося мне в отцы.

В спальню, отважно преодолев робость, прокралась Магрета со своими гребнем и щеткой, чтобы заняться моими волосами. Ее руки на моих плечах задавали безмолвный вопрос, на который у меня не было ответа. Однажды она поведала мне, совсем коротко, скупыми фразами, как это бывает между мужчиной и женщиной. До чего несусветная глупость, решила я тогда по малолетству и без колебаний дала слово, что не разрешу ни одному мужчине это делать, пока мы не поженимся. «Да тебе и не пристало оставаться наедине с мужчиной, душенька», — запоздало прибавила Магрета, поглаживая мои волосы. Она повторяла чей-то наказ, который сама слышала давным-давно; наказ, к которому она прислушалась и которому подчинилась.

Миновало еще несколько лет, я подросла и стала понимать, что означает замужество для дочери герцога и почему мне не дадут оставаться наедине с мужчиной. Потому что если долго пробыть с мужчиной один на один, можно на что-то решиться. А мне не положено ни на что решаться до той самой поры, когда мне уже не придется ничего решать. Магрета снова и снова рассказывала мне, что меня ждет, всячески успокаивая. С этим просто надо смириться, говорила она, да не такое уж это и мучение: всего-то несколько минут, и не очень больно, да и то только в первый раз. Но я уже выросла и Магретиным словам не особенно верила. Она меня обманывала, сама не ведая, в чем кроется обман. Наверняка больно будет каждый раз, и боль будет нестерпимая, и длиться это будет целую вечность. В общем, меня ждет целый набор всяческих пакостей. И я даже выпытывала у нее: мол, а ты-то откуда знаешь? А она розовела, конфузилась и бормотала: «Так ведь о таком все знают, Иринушка, все знают». То есть сама она не знала ничегошеньки.

Но кое о чем еще она не рассказала мне — о том самом, из-за чего заставила меня дать слово. И если сама она изнывала от подобных желаний — как она их унимала? Как избывала голод, чем глушила гибельные семена? Ее пальцы медленно скользили по моим волосам, а я сидела, сложив руки на коленях, и на моем серебряном кольце мелькали янтарные отсветы пламени — как и на коже моего супруга, по которой струилась вода.

Мирнатиус вышел из ванны и стоял перед большим камином, а девицы-служанки суетились вокруг него, вытирали насухо мягкой тканью. Чересчур усердно — чего я столь же усердно старалась не замечать. Они обе были прехорошенькие, их выбрали, чтобы они услаждали царский взор. Но царь только нетерпеливо новел плечами, словно конь, отгоняющий мух, и коротко бросил:

— Одеваться.

Тут же возле царя возникли камердинеры, которые шуганули девиц, а те поспешно отпрянули прочь. Камердинеры аккуратно, слой за слоем, разложили перед Мирнатиусом его шелка и бархат — мой отец так же тщательно раскладывал доспехи, — а он то и дело отпускал колкие замечания насчет вон той складки или вон той затяжки.