Московское время - Валерия Вербинина (2018)

Антонина залепетала, что у Пантелеймоши на работе приключилась ужасная история, на него по пьяни напал кто-то из товарищей и ударил отверткой. Она настаивала на том, чтобы он жаловался в профком или даже в милицию…

– Но он идти в милицию совсем не хотел, у него однажды случился привод, он с тех пор милиции не доверял…

– Что за привод, по какому поводу?

– Это еще когда он в «Союзрыбсбыте» работал… Там сгорели костюмы для художественной самодеятельности. И моего мужа обвинили в поджоге. Он должен был участвовать, а потом сказали, его не возьмут, и он возмутился. Там думали, может, он устроил поджог. Хотел сорвать представление, понимаете? Правда, милиция ничего доказать не смогла, но Пантелеймоше пришлось из «Союзрыбсбыта» уйти… И вот, в ВЭТе тоже случилось… Я говорила, нельзя этого так оставлять, но он сказал – у того, кто его ткнул отверткой, много друзей, и ему лучше просто найти другую работу. Ну и…

– А рану от отвертки ему в больнице обрабатывали?

Нет, с гордостью отвечала Антонина, если речь шла о здоровье, муж всегда первым делом обращался к ней, потому что она – бывшая медсестра, хоть и сейчас работает в детском саду. Рана ее испугала, но оказалась все-таки неопасной, а Пантелеймоша несколько дней посидел дома и устроился хлеб развозить. Она радовалась и думала, что хлеб гораздо лучше, чем эти дурацкие электрические приборы, и вот как все обернулось…

Соколов пообещал, что вещи, оставшиеся после мужа, ей доставят на дом, а теперь они нужны для следствия: ничего не поделаешь, такой порядок. Он предъявил вдове бумажник и спросил, узнает ли она вещь.

– Да-да, это его, его!

– А вы знаете, откуда ваш муж его взял?

– Как откуда? Купил, – удивилась Антонина.

– Хорошо, а что вы скажете по поводу этого?

И Соколов показал предметы из тайного отделения бумажника.

– Я ничего не понимаю, – забормотала Антонина. – Пуговицы какие-то… фотографии… Никогда у Пантелеймоши их не видела!

– Понятно, – сказал следователь и, мимолетно улыбнувшись своей собеседнице, стал заполнять бланк ордера на обыск.

Глава 27. Лиловый ангел

Утомленное солнце

Нежно с морем прощалось.

В этот час ты призналась,

Что нет любви.

Из песни «Утомленное солнце», 1937 г.

Однажды в середине декабря 1939 года Юра Казачинский поздно вечером вернулся с работы и увидел, как его сестра, сидя за столом, аккуратно разрезает старые газеты на узкие полоски.

– Это что еще за художественная самодеятельность? – проворчал Юра, кивая на искромсанные газеты.

– Бумажку управдом принес, – ответила Лиза каким-то странным голосом. – И заставил расписаться, что нас предупредили.

– Предупредили о чем?

– Что мы обязаны тушить свет в случае военной тревоги, а стекла крест-накрест заклеить полосками бумаги.

– Значит, мне не показалось. – Юра нахмурился. – Мы сегодня выезжали на убийство в район Сокольников и слышали гул самолетов.

– Думаешь, это… – начала Лиза в тревоге.

– Нет, конечно, это наши самолеты. Охраняют небо над Москвой.

– В магазинах очереди, – сказала Лиза без видимой связи с предыдущим предложением. – Еле купила тебе кефир и творог… Ты слышал, что Дуглас Фэрбенкс[14] умер? Ты так любил его фильмы…

– Слышал, – ответил Юра равнодушно. Он снял верхнюю одежду и сел на стул возле сестры. – Говорят, комнату рядом с нами могут отдать Антону.

– В смысле Зинкину комнату?

– Ага. Петрович ходил к Твердовскому, тот пообещал похлопотать. Может, и выгорит. Как только Антону дадут комнату, я напишу заявление об уходе.

– Юра…

– До того как он тут поселится, потерплю, а то скажут – вот Казачинский комнату получил и ушел, Завалинка тоже, наверное, как комнату получит, уволится.

– Юра, но почему…