– Ну что ж, Мартин, спасибо… Держись. Может, зайду еще раз.

Он пошел к двери, но та открылась сама по себе. В проеме возникла бледная Анн-Бритт.

Герлоф слабо улыбнулся.

– Славно поговорили.

И тут же сообразил, что говорил только он. Ни единого ответа на свои вопросы Герлоф не получил.

Она пропустила его в холл и вышла следом.

– Ну что ж, спасибо.

– Это я послала, – внезапно сказала Анн-Бритт и показала на его портфель, из которого торчал коричневый конверт.

Герлоф остановился.

– У Мартина рак печени, – сказала она тихо. – Ему недолго осталось.

– А откуда вы… откуда вы знали, кому слать?

– Мартин дал мне этот пакет еще летом… и адрес написал. Так что оставалось только отправить.

– А звонили тоже вы? Мне кто-то позвонил… сразу, как я получил пакет… и бросил трубку.

– Да… хотела спросить про сандалик. Откуда он у Мартина и что все это значит. И побоялась услышать ответ, повесила трубку. Неужели Мартин мог сделать что-то плохое с вашим сыном?

– Не с сыном. – Герлоф настолько устал, что с трудом произносил слова. – С внуком. А что означает этот сандалик, я и сам не знаю.

– И я не знаю, но… – Она замолчала и после паузы продолжила: – Мартин ничего не хотел говорить. Но я… я решила, что он берег этот сандалик, как… не знаю, как сказать… как своего рода гарантию. Может так быть?

– Гарантию? Гарантию чего?

– Как защиту… против кого-то. Откуда мне знать…

Герлоф внимательно посмотрел на нее.

– Значит, Мартин говорил что-то про семейство Кантов?

Она отвернулась, помолчала, словно решая, что ответить, и кивнула.

– Да… у них были дела. Вера Кант помогла с его первым океанником.

– Вера? Из Стенвика? Разве не Август?

– Ну нет. – Она покачала головой. – Вера Кант помогла ему с… как теперь говорят, с инвестициями. Без этих денег…

У Герлофа оставался только один вопрос. Он хотел задать его, прежде чем покинуть этот большой, мрачный дом.

– Вспомните, Анн-Бритт… перед тем как Мартин дал вам этот сверток, к нему кто-нибудь приходил?

– К нам мало кто приходит.

– И все же… кто-то из Стенвика? Старый каменотес. Эрнст Адольфссон?

– А, Эрнст… да, он бывал. Мы купили у него кое-что… ну, из его скульптур. Он же умер. Или погиб, не знаю… Но приходил он давно, еще летом.

И опять Эрнст успел первым, подумал Герлоф.

– Спасибо. – Он взял пальто, показавшееся ему тяжелым, как средневековые латы. – А Мартину не надо лечь в больницу?

– Нет, никакой больницы… Врачи сами приходят.

Ветер встретил его таким мощным, тугим порывом, что он даже покачнулся. Уже и ноги не держат, грустно подумал Герлоф. Начался мелкий, но колючий дождь. Машины не было. Он сжал зубы и закрыл глаза, приготовился к единоличной схватке со стихией, но когда открыл, увидел, что Йон за ним приехал, просто припарковался чуть подальше на улице.

Он доковылял до машины и открыл дверцу.

Йон молча кивнул.

– Поговорил, – только и сказал Герлоф.

– Ну, – только и сказал Йон.

Только сейчас Герлоф заметил, вернее, не заметил, а почувствовал, что на заднем сиденье кто-то есть. Он с трудом обернулся. Андерс.

– Я заезжал к ним, – пояснил Йон. – Андерса отпустили.

– Вот и хорошо. Привет, Андерс.

Сын Йона молча кивнул.

– Значит, в полиции тебе поверили?

– Ну, – с той же интонацией, что и отец, ответил Андерс.

– Больше не пойдешь в дом Кантов?

– Не-а. Там привидение.

– И я такое слышал. Но как ты их не боялся?

– Кого – их? Там одно привидение. И она не выходит из своей комнаты.

– Она? Ты хочешь сказать – Вера Кант?

– Она злится, – кивнул Андерс.

– Злится?

– Считает, что ее обманули.