Мертвая зыбь - Юхан Теорин (2015)

Через пятьсот метров появились первые дома – все заколочены, окна закрыты белыми рулонными шторами. Киоск… здесь летом собирались жители поболтать о том о сем, обсудить деревенские новости. Никаких реклам, никаких вымпелов – витрина наглухо закрыта деревянным щитом. Рядом с киоском – указатель на кемпинг. Главное развлечение – поле для минигольфа, покрытое зеленым брезентом. Вспомнила: кемпингом заправляет старый друг Герлофа.

Проселок шел почти до пролива, затем свернул на скалу над пляжем. Здесь тоже стояли заколоченные дома. Юлия притормозила немного и посмотрела на воду. Спокойные волны медленно накатывались на берег и с шипением отползали назад, оставляя за собой укатанную полосу мелкого ракушечника.

А вот и старая знакомая – ветряная мельница. Ей давным-давно никто не пользовался, она стояла на своих деревянных опорах на скале и медленно разрушалась. Когда-то была выкрашена в красный цвет, но сейчас не заметно и следов краски, а от ажурных лопастей остался только жалкий крест из потрескавшихся балок.

Вот она, в сотне метров от мельницы – отцовская рыбацкая хижина, он называл ее рыбарней. Юлия даже не сразу узнала ее. Был сарай как сарай, а теперь… Красные свежевыкрашенные стены, белые рамы, просмоленная крыша. Ремонт сделан совсем недавно. Интересно, кто этим занимался. Лена? Рихард?

В памяти сохранилась картина: Герлоф сидит на табуретке у крыльца, разбирает и штопает сети, а она, Лена и все их двоюродные братья и сестры бегают внизу по пляжу, с наслаждением вдыхая острый запах смолы и водорослей.

В тот день… как раз в тот день Герлоф разбирал какую-то особую сеть, специально для камбалы. С тех пор Юлия не любила рыбную ловлю.

А сейчас здесь никого. Сухая трава колеблется под ветром. Зеленая плоскодонка рядом с хижиной – старая лодка Герлофа, рассохшаяся настолько, что через доски обшивки можно видеть небо.

Она выключила мотор, но так и осталась сидеть в машине. Идти некуда – дом закрыт на здоровенный деревянный засов с висячим замком. Окна, как и у всех, зашторены рулонными гардинами.

Пустой поселок больше всего напоминал театральные декорации. Спектакль закончился. Публика разошлась. Мрачный спектакль, подумала Юлия. Для меня-то уж точно мрачный. Мрачнее некуда.

Осталось только взглянуть на дачу Герлофа. Летний дом Герлоф построил своими руками – земля издавна была во владении его родни.

Она завела машину, доехала до развилки и свернула направо. Здесь росли низкие деревья, в какой-то степени защищавшие дома от зимних ветров. Интересно, она раньше никогда не замечала: деревья, все до одного, под постоянным напором ветра наклонились от моря.

Направо огромный полуразвалившийся дом. Желтая краска на фасаде облупилась, черепица потрескалась, поросла мхом. Юлия уже не помнила, чей это дом, помнила только, что когда-то он был богатым и ухоженным.

Направо шла узкая, заросшая желтой травой тропинка. Она узнала это место. Надела пальто и вышла из машины. Прохладный, свежий воздух. Кислорода наверняка вдвое больше, чем в Гётеборге. А то и втрое.

Снаружи было не так тихо, как в машине: шорох ветра в деревьях, тихое уханье прибоя с пролива. Но и всё – ни голосов, ни пения птиц, ни шипения шин проезжающих автомобилей. Ничего.

Девица в кондитерской права: как в Лапландии.

До дачи было совсем близко. Со скрипом отворилась железная калитка в низкой каменной стене. Знакомый сад.

Я уже здесь, Йенс.

Выкрашенный красно-коричневой фалунской краской дом с белыми балками фундамента выглядел не таким заброшенным, как остальные дома в Стенвике. Но, конечно, если бы Герлоф здесь жил, он бы ни за что не допустил, чтобы трава настолько заглушила тропинку. И опавшие листья сгреб бы, и сухую хвою. Отец – большой аккуратист; работает молча, методично и никогда не бросает дело на полпути.