Мертвая зыбь - Юхан Теорин (2015)

Он замолчал – перехватило горло. Повисло тяжелое молчание.

– Я знаю, папа. – Юлия уже ругала себя за несдержанность – Я ничего такого не хотела сказать… меня-то вообще не было на Эланде. Помню, ехала через мост и видела, как на остров ползет туман… Сколько я себя проклинала потом, что оставила Йенса! Даже не поцеловала на прощанье…

Герлоф тяжко вздохнул и повернулся.

– В среду мы хороним Эрнста. А во вторник мы с тобой пойдем к человеку, который послал мне этот сандалик.

Юлия потеряла дар речи.

– Как… – только и смогла выговорить она.

– Я знаю, кто послал.

– На сто процентов?

– Девяносто пять.

– Где он живет? Здесь, в Марнесе?

– Нет.

– В Стенвике?

– В Боргхольме.

Юлия замолчала – ей казалось, что это скверная шутка.

– О’кей. – Она постаралась, чтобы голос звучал как можно более нейтрально. Не надо быть дурой. – Поедем на моей машине.

Она встала и взяла с кровати пальто.

– А сейчас чем займешься?

– Не знаю… поеду в Стенвик… сгребу листья на участке. Как-никак, дом есть дом. Вода, свет, плита… можно хоть поесть по-человечески. А спать буду в хижине. Там и в самом деле стало прилично. И спалось хорошо.

– Ладно… Не забывай про Йона и Астрид. Вы должны держаться вместе.

– Конечно, конечно… – Она надела пальто. – Кстати, на кладбище я была. Могила в порядке, церковный совет не сидит без дела. Зажгла свечу.

– Она горит пять дней… до выходных будет гореть. Я там бываю. Хотелось бы почаще, но… – Он прокашлялся. – А для Эрнста могилу уже выкопали?

– По-моему, нет. Не видела. Но зато я видела могилу Нильса Канта. Ты ведь меня за этим послал?

– Ну.

– А ведь я, пока не видела могилу, и в самом деле начала подозревать… а теперь понимаю, почему никто не назвал его имени.

Герлоф хотел сказать, что лучшая маскировка для убийцы – считаться мертвым, но промолчал.

– На могиле розы.

– Свежие?

– Нет… наверное, с лета. И вот еще что, – вспомнила она, полезла в карман пальто и вынула конверт. Конверт почти высох. – Может быть, нехорошо… это же все-таки что-то личное, а мы…

Но Герлоф, не слушая, быстро открыл конверт, достал маленькую записку и прочитал – сначала про себя, потом вслух:

– Все мы предстанем на суд Христов…[8] – Он посмотрел на Юлию. – Вот и все. Это из Послания к римлянам. Могу оставить себе?

– Конечно, – пожала плечами Юлия. – А скажи мне… часто приносят цветы на могилу Канта?

– Не особенно. – Герлоф положил записку в конверт и сунул в ящик стола. – Но приносили… Несколько раз приносили за эти годы. Цветы. Я сам видел розы.

– Значит, какие-то его друзья или родственники живы?

– Не знаю, друзья ли… во всяком случае кто-то, кто его помнит. Известный факт – и у преступников бывают поклонники.

Они замолчали. Каждый думал о своем. Первой прервала молчание Юлия.

– Ну ладно. Еду в Стенвик.

– А завтра что собираешься делать?

– Не знаю… Может быть, съезжу в Лонгвик. Посмотрим.

После ухода дочери из Герлофа словно выпустили воздух. Он посмотрел на руки – дрожат. Разговор отнял много сил, но сегодня надо было еще кое-что сделать.

– Торстен, ты хоронил Нильса Канта?

Два старика. Каждый за своим столом. Никого, кроме них, в полуподвальном помещении для так называемых активных развлечений не было. Впрочем, Герлоф тщательно продумал это уединение – сразу после обеда спустился сюда на лифте и больше часа ждал, пока пожилая дама закончит ткать свой бесконечный коврик.

Ему хотелось поговорить с глазу на глаз с Торстеном Аксельссоном, работавшим могильщиком в марнесской общине с послевоенных лет. Пока он ждал, за узким, на уровне земли окном сгущались и сгущались осенние сумерки.